Листы дневника. Том 1
Шрифт:
Он понимал, что эта Монгольская экспедиция для него будет последней. И, может быть, поэтому работал более неутомимо и напряженно, чем делал это всегда. "Неутомимо и напряженно" — понятия растяжимые. Чтобы постичь их истинную суть, надо видеть, как это происходило. В Монгольской экспедиции было немало свидетелей его труда. Грамматчиков писал о тех днях: "Послеобеденный час; жара — 160° Фаренгейта. Весь лагерь, расположенный посреди раскаленных скал, не движется. Точно умер, засох от этого раскаленного пекла. Даже монгольские привычные кони сбились под деревом и стоят неподвижно, только хвостами помахивают, силясь отогнать мошкару. Люди или неподвижно сидят и пьют горячую воду, или лежат, силясь заснуть.
Николай Константинович, сидя на складном кресле или под деревом, или в юрте, работает…
Воет
С ревом несется по пустыне машина, пробегая милю за милей, идя к нужной цели. Несется час, два, десять, пятнадцать, семнадцать часов подряд. И шоферы и пассажиры утомлены. Засыпали по нескольку раз, просыпались, сидя старались расправить затекшие члены, согреться. Все мчались и мчались в туманную даль. Тяжки монгольские дороги — редко, редко попадается коротенькая прямая, а потом опять начнет дорога выписывать вензеля, машину кидает из стороны в сторону, подлетает она на ухабах, с воем ползет по глубоким пескам, взбирается на горы, летит по долинам. Николай Константинович бросает несколько слов. По его словам видишь, что он и тут работает. В этой гонке по степям ни на минуту не прерывается его мысль.
Тихо в лагере, на небе мерцают звезды, все спит. Только мерные шаги часового раздаются в этой тишине ночи. Наступает время смены, подходит сменяющий, при свете звезд кажущийся каким-то серым, неясным.
— Ну как, все благополучно?
— Все ладно.
Подошедший кивает головой на юрту Николая Константиновича:
— Спит?
— Нет.
Один шагает по лагерю, чутко прислушиваясь ко всем ночным звукам пустыни, другой отправляется спать. Через два часа новая смена.
— Спит?
— Нет.
Только под самое утро слышно ровное дыхание спящего человека. Начальник экспедиции кончил работать. А с восходом солнца он уже выходит из юрты — здоровый, свежий, бодрый" [16] .
Он действительно работал, не теряя ни минуты. Вел экспедиционные исследования, писал очерки, рисовал.
То, о чем он писал, всегда было тесно связано с жизнью. Из этой жизни он черпал мысли для своих очерков. Незначительные факты, с точки зрения других, обретали в его глазах иное, глубокое значение и нередко служили отправной точкой для глубоких обобщений. Забарахлила машина. Механик "потерял искру". Об этом сказали Николаю Константиновичу. В конце дня Николай Константинович диктовал очерк о том, что происходит с человеком, потерявшим искру духа.
16
Н.В.Грамматчиков. Воспоминания о Н. К. Рерихе. — Архив П.Ф.Беликова.
Рисовал он на ходу. Так было в Центрально-Азиатской экспедиции. Так было и в Монгольской. Он не обременял себя громоздкими принадлежностями, которые необходимы художнику. Он был художником походного типа. Техническая сторона его работы была облегчена до минимума. Но результат этой работы был максимальным, далеко превосходившим возможности обычного художника.
"Мне представлялось, — вспоминает Грамматчиков, — что такой великий художник должен иметь при себе целый арсенал художественных приспособлений: мольберты, эскизники и проч… Оказалось совсем по-другому. Едем на машине. Чувствин ведет, я рядом с ним как запасной. Николай Константинович, Юрий Николаевич и Моисеев на заднем сиденье. Николай Константинович во время пути вдруг просит Михаила остановиться. Выходит из машины, выхожу и я. Николай Константинович быстро осматривает местность. Вынимает из кармана небольшой кусочек картона, похожего на крышку от какой-то коробки, небольшой кусочек карандаша. Несколько минут работы. У каждой местности, пейзажа есть что-то свое, неповторимое. Настроение, дух — трудно определить, что это такое. Первый раз, когда я смотрел, как Николай Константинович наносит на картонку линии карандашом, то к своему удивлению увидел, что там присутствует и "это". Несколько линий — контуры гор, всего несколько штрихов! Запечатлено все: конфигурация, настроение. Потом из этого, вероятно, возникнет полотно" [17] .
17
Н.В.Грамматчиков. Воспоминания о Н. К. Рерихе. — Архив П.Ф.Беликова.
Экспедиция подходила к концу. Из Америки шли тревожные известия. Один из американских дельцов и партнеров Рериха Луис Хорш обманным путем завладел пакетом акций, принадлежавших Нью-Йоркскому музею Рериха, финансовая база Института Гималайских исследований оказалась существенно подорванной. Надо было возвращаться в Индию, в Кулу. За год экспедиционных работ было сделано немало. Маршрут, который прошла экспедиция по Внутренней Монголии, включал Хинганский хребет, пустыню Гоби, Ордос и Алашань. Этот маршрут, по которому еще не ходили русские путешественники, дополнил путь, пройденный Центрально-Азиатской экспедицией. Во время Монгольской экспедиции были проведены археологические исследования, собраны ценные старинные рукописи. Экспедиция обнаружила около 300 видов засухоустойчивых трав. Ее коллекция пополнилась лекарственными растениями и семенами. В сентябре 1935 года все экспедиционное имущество было погружено на пароход, отходивший от Шанхая.
Я так подробно остановилась на последней экспедиции Рериха потому, что мы знаем о ней много меньше, чем о Центрально-Азиатской. Во-вторых, значительная часть очерков, опубликованных в "Листах дневника", была написана Николаем Константиновичем именно на ее маршруте. И, наконец, она несла не меньшую эволюционную нагрузку, нежели более длительная Центрально-Азиатская экспедиция. Та и другая, инициаторами которых выступили Учителя Рерихов, были тесно связаны с эволюционными процессами, происходившими в XX в. на Планете Земля. В той и другой как бы воплотилось то эволюционное действо, которое должно было повлиять на ход космической эволюции, по "коридору" которой шло человечество.
Обе экспедиции несли в себе концепцию и основные идеи Живой Этики и реализовывали их на практике. Эти же идеи нашли свое отражение в очерках Николая Константиновича, написанных им в эти годы и позже. Не представляя себе, хотя бы вкратце, основных эволюционных положений Живой Этики, или Агни Йоги, мы не сможем понять, ради чего писались "Листы дневника", и будем не в состоянии постигнуть те основные направления космической эволюции человечества, которые четко сформировались в XX веке. Представляя собой богатый комплекс разнообразных проблем, тесно связанных друг с другом, "Листы дневника" являют собой уникальный пример того, как в каждой из этих проблем мысль философа и художника нашла свое эволюционное русло, несмотря на различие уровней исследуемого материала, будь то космическая высота или бытийная рутина нашей зачастую приземленной жизни.
Космическая эволюция имеет свои циклы и закономерности, которые проявляются во времени и в пространстве. На обозримом историческом отрезке именно XX век оказался тем переломным моментом, который предшествовал новому эволюционному витку в развитии человечества. Наступающие изменения ощущались во многих областях и прежде всего в науке и философии. Менялось мировоззрение, складывались новые подходы, формировалось новое мышление. Наступающая ступень культурно-духовной эволюции Планеты нашла свое отражение и в работах крупнейших ученых Запада и пророчествах Востока.
В 20-е и 30-е годы нашего столетия появилась целая серия анонимных книг, называвшихся Живой Этикой, а затем Агни Йогой. В них как бы соединились два потока — восточный и западный, интуитивный и научный, древний и современный. Неизвестные авторы Живой Этики шире, чем современная наука, толковали такие фундаментальные понятия, как материя и энергия, и рассматривали Мироздание как грандиозную и беспредельную энергетическую систему одухотворенного Космоса. Они писали о его Великих Законах и утверждали, что эти Законы действуют на всех уровнях человеческого бытия.