Листы дневника. Том 1
Шрифт:
Я читаю Рериха, и время от времени мне кажется, что все это написано в наши дни. "Кто читал о последних годах Римской империи или Византии, тот с изумлением мог бы найти многие параллели. Среди них бросится в глаза необыкновенное устремление к цирку, к гладиаторам, к конским гонкам и ко всяким условным призам. Разве и теперь каждая деревня, а скоро каждая улица, не будет иметь свою королеву красоты или свою замечательную руку или ногу, или свой особенный волос?" [47] . Индустрия развлечений стремится в наши дни подменить собой истинную Культуру.
47
Там же, стр.6З.
"Как же не говорить, когда именно сейчас некоторые правительства пытаются обложить свободное искусство особыми налогами. И тем еще больше затруднить тернистый путь красоты" [48] . Это тоже относится к нам, к безответственной и недальновидной политике нашего правительства. С высоких парламентских трибун времен перестройки мы почти не говорим о культуре и ее роли в этой перестройке. Страна и ее лидеры до сих пор еще не осознали, что в основе любого возрождения лежит именно культура, духовные накопления народа. И поэтому рериховские зовы и письмена о культуре для нас сейчас так важны и необходимы.
48
Н. К. Рерих. Пути Благословения, стр. 15.
"Во всех веках и народах всегда будут краткие периоды, в которых будут спесиво отринуты эти накопления. Как клады, временно уйдут они под землю. Как в запрещенных катакомбах, останется лишь шепот молитв. Так где-то и все-таки в полной бережливости сохранятся знаки народной наблюдательности и опять их достанут из тайников. Опять с обновленным рвением будут изучать. И опять именно из этих неисчерпаемых источников обновятся основы культуры" [49] . Он верил в Россию, в ее народ и ее будущее.
49
Н. К. Рерих. Листы дневника, стр. 103.
Осмысление российской культуры как энергетического явления космической эволюции дало возможность Рериху увидеть и осознать все те важнейшие проблемы, с которыми Россия столкнется в 80-е и 90-е годы своей противоречивой и нелегкой перестройки.
Очерки Рериха в целом представляют собой уникальное явление. Они синтетичны в своей изначальной сути и соединяют в себе философию и науку, литературу и широчайший объем знаний духовно-исторических и культурных. Поэтому провести "чистый" литературоведческий анализ этих очерков не представляется возможным. Да в этом и нет необходимости. Ибо вычленить литературу как таковую из синтетического целого рериховского творчества так же трудно, как и отделить Рериха-художника от Рериха-литератора.
Если в картинах Николая Константиновича "звучит и поет язык", то в его очерках говорят сами краски и зримые образы. И что бы он ни описывал — пейзаж ли, исторические реликвии, человеческие ли страсти или явления космической эволюции — перед вашим мысленным взором всегда предстанет завершенная в своей красоте картина.
Его очерки, с моей точки зрения, представляют ту новую литературу, где ощущается дыхание будущей эволюционной эпохи, будущих новых средств выражения и будущей эстетики.
Он много писал о синтезе как одном из важнейших направлений современного эволюционного процесса. Он сумел воплотить этот синтез в своих литературных произведениях, где гармонично сочетаются Красота, Знание и Мысль. Это и позволяет нам считать литературное наследие Рериха одним из ярчайших явлений мировой культуры.
Николай Константинович РЕРИХ
Наскоки
В письмах ваших сообщается, что какие-то индивидуумы упрекают друзей наших в том, что они будто бы считают меня богом, желая этим как бы задеть и друзей и меня. Какая вредительская чепуха!
Ответ на все готов. Посмотрим, насколько нелепо кощунство темных.
В чем же заключается в моей деятельности то, что вызывает их негодование?
Я пишу книги, посвященные искусству и знанию, посвященные культуре. Очень многие делают то же самое. Метерлинк, Бернард Шоу, Уэллс, Тагор часто появляются со своими книгами и занимают общественное внимание, но никто не негодует.
Мне посвящено несколько биографий и симпозиумов, но сравнительно с литературою, посвященной другим художникам и деятелям знания и искусства, их гораздо меньше издано в Америке. Правда, в России и в Европе за период от 1907 до 1918 года было издано девять монографий и несколько десятков особых номеров художественных журналов, посвященных моему творчеству. Но никто не негодовал, и все это считали совершенно естественным реагированием общественного мнения.
В течение семнадцати лет до приезда в Америку я руководил художественными школами и различными просветительными, художественными и научными учреждениями. Школа Общества Поощрения Художеств, в которой было до двух с половиной тысяч учащихся и восемьдесят профессоров, в обиходе постоянно называлась школою Рериха. Учащиеся говорили: "Пойду к Рериху" или "учусь у Рериха", и никто из Комитета нашего не претендовал на такой глас народный. Наша председательница Евгения Максимилиановна Ольденбургская постоянно говорила мне: "Приеду к вам" или "говорят, у вас там…", в таких выражениях благожелательно идентифицируя понятие школы с моей личностью как представителя и главного ответственного лица. И опять никакого негодования не возбуждалось в общественном мнении.
Я коллекционировал старинные картины и предметы каменного века. В монографиях отмечалось значение моих художественных коллекций и признавалось, что моя коллекция каменного века является самой обширной — в этом был просто неотъемлемый факт.
Я пишу картины, что совершенно естественно для всякого художника. Я пишу много картин, что опять-таки не является небывалым в истории искусства. Мои художественные выступления как в России, так и в Европе, доставили мне как признание общественное, так и почетные награды и избрания. Никто не негодовал на эти проявления общественного мнения. На международных выставках меня приглашали занять отдельные залы, и никто не протестовал против таких решений жюри.
Мне приходилось постоянно выступать за сохранение сокровищ творчества и за улучшение быта художников и ученых. И эти мои зовы никто не считал чем-то сверхъестественно божественным, но, наоборот, к моему сердечному удовлетворению, мне неоднократно удавалось помочь моим собратьям в искусстве и науке.
Мне приходилось устраивать многочисленные выставки и приветствовать представителей иноземных государств. И опять ни в среде сородичей, ни среди иностранцев не возбуждалось никаких злонамеренных толкований.