Листья коки
Шрифт:
— Я выслушал тебя. Можешь ночью покинуть лагерь. Но я повелеваю тебе отказаться пока от поисков своей девушки. Прежде всего ты направишься через перевал к храму дев Солнца в Акору. Ты знаешь дорогу?
— Я знаю там каждую тропку, сын Солнца.
— Хорошо. Сегодня утром белые на своих больших ламах поехали туда, чтобы похитить дев Солнца. Им придется добираться кружным путем по дороге. Ты отправишься напрямик через горы, чтобы поспеть в Акору до их прихода.
— Я опережу их, сын Солнца.
— Ты отдашь главной мамаконе этот знак и скажешь: девы Солнца не должны попасть в руки белых. Пусть лучше дева Солнца станет мумией,
— Я скажу главной мамаконе: девы Солнца не должны попасть в руки белых. Лучше пусть дева Солнца превратится в мумию, нежели в наложницу белых.
— Хорошо. Акора — это крепость. Покажешь этот знак начальнику охраны и скажешь: у белых есть кипу, который повелевает во всем им подчиниться. Но они вынудили нас дать им этот кипу, он недействителен. Белые должны войти в Акору, но не должны оттуда выйти. Часки перестанут бегать мимо Акоры. И о том, что там произойдет, никто не узнает.
— Я повторю это, сын Солнца.
— Ты сразу же возвращайся ко мне. Расскажешь, как там дела.
— Властелин мира, я… я должен найти девушку по имени Иллья.
Тупак-Уальпа на мгновение заколебался. Но ответил твердо:
— Ты мне понадобишься здесь. Свою девушку будешь разыскивать потом, когда мы покончим с белыми. Тогда ты получишь дворец, достойный моего самого верного камайока, и будешь счастливо жить в нем со своей девушкой. Теперь же жуй коку и не думай о ней.
Синчи низко поклонился, но ничего не ответил.
Тупак-Уальпа уже отвернулся, но успел бросить через плечо:
— Найди самого лучшего поэта-аравака. Пусть сейчас же придет и декламирует мне «Апу-Ольянтай». Он должен также знать «Усеа Панкау». Я хочу послушать о нашем великом прошлом.
— Я найду и пришлю его, сын Солнца, — прошептал Синчи через силу, словно что-то сдавило ему горло.
Глава тридцатая
Кафекила, с полуночи несшая службу возле священного огня, медленно приблизилась к открытым дверям храма. Хотя небо было усыпано звездами, луна не всходила и землю окутывал непроглядный мрак. Ни один, даже самый слабый проблеск на востоке еще не предвещал рассвета.
Девушка оглянулась на огонь, убедилась, что он горит ровно и ничто ему не грозит, потом оперлась о резной каменный косяк двери и стала всматриваться в ночь.
Храм Солнца, в котором она служила, стоял на вершине холма, в предместье небольшого городка. Здесь даже мощные крепостные стены не заслоняли вида на далекие, нисходящие к востоку цепи гор. За ними начинались горячие, душные густые заросли, о которых рассказывают столько легенд и сказок и где течет огромная загадочная река Укаяли. Никто не знает, куда она течет, что за люди там обитают, где кончается мир. Жрецы строго-настрого запретили далеко плавать по этой реке, так как горцам из племен аймара и кечуа или всемогущим инкам было не по себе на ее знойных равнинах. Если кого-нибудь назначали в долину Укаяли даже на высокий пост, это считалось тяжкой немилостью.
Кафекила, дочь кураки из долины Уальяго, презрительно усмехнулась. Эти глупцы любят только свои горы и нагорья с их скудной растительностью, свои снега, лам, древовидные кактусы. Им неведомо очарование буйной, словно обезумевшей под жгучим солнцем природы. Они не понимают прелести огромных бабочек или птиц колибри, они не способны оценить даже красоту цветов, распустившихся под палящими лучами солнца.
Она
Кафекила оглянулась. С правой стороны алтаря на каменном троне со спинкой сидела богато украшенная мумия. Отблеск священного огня играл на золотых браслетах, диадеме, ожерелье. Это Курела, как раз такая однодневная жена сапа-инки Пачакути. Девушки тайком передавали друг другу, что давно умершая дева Солнца не пожелала по доброй воле принять смерть, она сопротивлялась, пока ее не удушила главная мамакона и уже мертвой сбросила со скалы, как повелевает обычай. Распространять этот слух запрещалось: грозила тяжелая кара.
Мумия Курелы находится на почетном месте в храме; молящиеся отдают ей надлежащие почести, и новым кандидаткам в жрицы показывают ее, внушая, что это самая почетная судьба, какая только может выпасть на долю девы Солнца.
Кафекила вздрогнула и плотнее закуталась в плащ из чибы. В наказание за то, что она недостаточно старательно протерла священный золотой диск, символ Солнца, главная мамакона отобрала у нее теплую одежду из шерсти вигони, Дав взамен другую, грубую, плохо защищавшую от холода. Старая ведьма! Житья от нее нет дочерям курак, зато она снисходительна к тем, кто принадлежит к касте инков. А ведь сама она происходит из рода курак. Она делает так для того, чтобы снискать благосклонность сильных и власть имущих.
Но это и к лучшему, так как, может быть, ее, Кафекилу, старуха не будет уговаривать остаться здесь на всю жизнь, не воспрепятствует, когда отец явится с дарами для храма и заберет свою дочь. И, пожалуй, не стоит опасаться, что сапа-инка может неожиданно появиться здесь. Последний раз Уаскар был в Юнии и Уануко и выбрал там себе нескольких дев Солнца. Однако его уже нет в живых. Нет в живых и Атауальпы. Что-то страшное происходит в Тауантинсуйю, но сюда новости доходят редко, и, кроме того, об этом узнают лишь главная мамакона и жрец, умеющий читать кипу, да, возможно, еще комендант крепости. Им, девушкам, велят только безупречно выполнять свою службу и ничего не рассказывают.
Сквозь подошвы простых и уже довольно поношенных сандалий она ощутила холод. Это значит, что близится рассвет. Небо чистое, первый луч солнца, ясный, ничем не затуманенный, упадет прямо на золотой диск — изображение божества.
Потом придут другие жрицы, которые должны служить днем, и она, Кафекила, сможет отправиться спать.
Она потянулась и сладко зевнула. Приятно выспаться после такой ночи. А в полдень они втроем, с Оклой и Уной, пойдут в долину за цветами. Квене, сын коменданта крепости, что-то зачастил туда, они все время его там встречают Этот инка — очень красивый и стройный юноша. Он не смеет приблизиться к девам Солнца, но…