Листья коки
Шрифт:
Он скрылся между домами деревни, а в это время де Сото, довольный и самоуверенный, приказывал всей колонне повернуть к выбранному для ночлега помещению.
— Ты займешься приготовлением этих ягнят на вертеле, Фелипилльо. Самочки, конечно, лучше?
— О да, сеньор, они нежнее.
— Хорошо. Режь одних только самок. А потом позабавимся и с этими самочками, хе-хе! — он через плечо указал на толпу пленниц. — Ты тоже сможешь себе выбрать. Ты это заслужил.
— О да, сеньор, — нимало не смущаясь, согласился отступник. — Я так напугал этого глупого язычника, что он выполнит
— Да? А ну-ка посмотри, что там делается? А, проклятые псы! Мигель, Педро, держите их! Херес, пали из мушкета! И ты, Диего! Пленниц стеречь! Остальные за мной!
Солдаты тотчас сорвались с места, но пока высекли искру, пока подпалили фитили и приготовились к стрельбе — во всей деревне уже поднялся дикий переполох. Даже Фелипилльо не мог понять, что кричали ее жители, а испанцы видели лишь толпы людей, в панике разбегающихся в разные стороны. Одни бежали по долине вдоль ручья, другие к террасам возделанных участков, к зарослям кукурузы и агав, третьи — к каменистым пустошам северного склона. Но уже Мигель Эррера и Педро Санчес мчались галопом между домами, топтали и рубили тех, кто замешкался.
Какая-то женщина взбиралась по обрывистому склону горной террасы и на минуту задержалась, оглянувшись на Деревню. Как раз в это время Хуан Херес наконец запалил фитиль и со смехом приложился к мушкету.
Звук выстрела, словно гром, разорвал тишину долины, женщина, которая была видна всем, вскрикнула, упала на колени, и тело ее начало сползать вниз по склону.
— Хи-хи-хи, собственными ногами накрылась, — гоготал Херес, поспешно заряжая мушкет.
Его спутник, Диего Наварро, тоже наконец справился со своим фитилем и принялся палить вдоль главной дороги, а потом они стали стрелять по очереди; если только видели какую-либо живую мишень, подбадривая друг друга и подшучивая. Горы отражали эхо выстрелов, умножая их многократно, и казалось, что по всей долине грохочет гром.
Де Сото с несколькими испанцами добрался до облюбованного дома, который стоял на отшибе, и поэтому его жителей не успели предупредить. Они выскочили во двор, когда услыхали крики и грохот, и в диком ужасе, который буквально приковал их к месту, смотрели на захватчиков, особенно на их огромных странных животных.
— Взять их! — спокойно приказал де Сото, никак не выказывая овладевшего им бешенства. — Повесить всех здесь, на этом дереве! Обоих стариков и всех трех мальчишек.
— Как прикажешь, сеньор? Чтоб они сдохли сразу или кое-какое время еще подергались?
— Ага, ты это умеешь делать, я знаю. Ну, как тебе хочется, Луис. Обыщите дом! Может, там еще есть кто-либо.
— Фелипилльо заметил какое-то движение в небольшом строении, где, наверное, был склад зерна или птичник, и крикнул, указывая в ту сторону:
— Девка! Сеньор, там девка!
Сам де Сото спрыгнул с коня и со стилетом в руке метнулся в низкие двери. Через минуту он вытащил отчаянно сопротивлявшуюся, хотя и в полном молчании, девушку. Другую, немного постарше, выволок из дому Луис.
— Алонсо, возьми себе эту девку. А ту помоложе — для Родриго Панагуа. Ты ведь любишь, старый пройдоха, такие не созревшие плоды. Хе-хе!
Старый солдат,
— Да, это так. Спасибо, сеньор.
— А пока связать их и присоединить к остальным пленницам. Что там, Мигель?
Посланные в погоню возвращались на взмыленных лошадях.
— Все ушли. Кого мы догнали, те лежат. Деревня пуста.
— Вероломные псы. Они должны были дать нам продовольствие на ужин. Фелипилльо, веди туда, где эти собаки-язычники держат своих лам. Гнать всех их сюда!
Переводчик с беспокойством взглянул в сторону гор. Ему вовсе не улыбалось карабкаться куда-то ввысь через заросли агав и кукурузы, где на каждом шагу его могла подстерегать засада.
На помощь Фелипилльо пришел Мигель Эррера.
— Не нужно туда лезть. В конце деревни я видел большой загон, а в нем около двадцати этих длинношеих овец.
— Ага, они, наверно, собирались стричь шерсть — обрадовался Фелипилльо. — И поэтому согнали туда лам. А потом шерсть делят между семьями.
— Тьфу! Все-то у них общее, все-то они делят. Порядочный христианин не Смог бы так жить. Но сейчас это и к лучшему. Мигель, возьми троих и отправляйся с ними к этому загону.
— Сколько штук зарезать, сеньор?
— Всех! — Де Сото внезапно впал в ярость. — Всех до единой! Потом выберешь для нас тех, что помоложе и пожирнее. Пусть это будет уроком для языческих псов. Убежали, а? Я им покажу, как убегать!
Носильщиков (драгоценный груз, доставленный ими, испанцы на ночь сложили в специальном помещении) согнали в угол загона, между двумя глухими изгородями. Рядом, под большим деревом, сбились в кучку женщины.
Молча, с тревогой и ужасом смотрели они, как белые привозили на лошадях зарезанных молодых лам, выбирали лучшие куски мяса, а остальное выбрасывали; как пили, не зная меры, кукурузную водку, запас которой обнаружили в доме старейшины айлью. Позже, когда над горами взошла почти полная луна и залила землю зеленоватым светом, белые вспомнили о пленницах. С песнями, освещая дорогу факелами, они толпой вывалились из дому, еле держась на ногах.
Де Сото, как начальник экспедиции, шел впереди.
— Погодите, рыцари, погодите минутку. Вот выберу себе пташечку, а потом будет и ваша очередь. Этого краснокожего добра на всех хватит.
— У нас, в Кастилии… — лепетал заплетающимся языком Педро Санчес. — У нас можно встретить блондинок. Мадонна, у них тело совершенно белое. Не то что у этих язычниц, которые словно уже на этом свете подрумянены адским огнем. Сеньор, грех с такой иметь дело. Убить их всех. Это только нам и остается, чтобы спастись от греха.
— Тьфу, дурак! Убить таких девок. Ну, и что с того, что они краснокожие? Посмотри, как они сложены! Вот эта, например, что там притулилась. Иди сюда, птичка, иди, языческая распутница, покажись-ка! Ну что? Стоит она греха? Хе-хе, убить? Может, потом, утром.
Они вытаскивали из толпы пленниц приглянувшихся им девушек, срывали с них одежды, осматривали их и волокли в дом. Быстро, нетерпеливо, в возбуждении.
Диего Наварра, стоявший на страже при пленных носильщиках, не выдержал, обернулся к товарищам и сердито закричал: