Лисянский
Шрифт:
— Добрый подарок. Сия «Книга письмовник» мне знакома, но в другом заглавии находилась в моей библиотеке. Принадлежит она перу Миколы Курганова из Шляхетного Морского корпуса, что в Кронштадте. Человек он ученый, профессор.
— А мне думалось, мореходы — человеки лихие да бедовые, токмо горилку чтят, как наши запорожцы, — ухмыльнулся Демьян.
— Что ты, братец, — рассмеялся Федор Герасимович, — морская служба весьма мудрена, и знания потребны там по всей математике, небесной механике, географии…
— Для чего ж так? — удивился сотник.
— Потому, как мореходы по разным странам света путешествуют, тысячи верст плывут, не видя берега. На море шляхов нема, а кормчему знать надобно ежечасно, в какую сторону плыть. Для того-то науки служат подмогой.
Прощаясь, Демьян спросил:
— Помнишь ли нашего полкового командира Безбородко?
— Ну конечно, — Федор Герасимович не забыл моложавого полковника, любимца фельдмаршала Румянцева. Безбородко часто бывал в церкви Иоанна Богослова на его литургиях.
— Так он, сказывают, нынче в Петербурге, при дворе, в большой милости у государыни…
Когда протоиерей, проводив брата, вернулся, дети начали его теребить:
— Что значит кормчий? Какие такие страны на свете? Где находится море и как по нему плывут люди?
Отец добродушно улыбнулся, погладил бороду, взял со стола раскрытую Библию, часто пользовался он книгами Священного писания, которые знал досконально и считал их средоточием вековой мудрости человечества. В них находил подтверждение множества житейских истин, ответы на разные стороны бытия человека.
— Сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями, — протоиерей посмотрел на притихших детей и пояснил: — Великие земли зовутся материками — Европой и Азией, Америкой и Африкой. Меж ними великие моря — океаны. Наша Малороссия располагается меж двух морей — Балтийским и Черным, издревле прозываемым Русским, — отец Федор минутку-другую помолчал.
— По морям и океанам плывут в разные страны корабли…
— Что означает корабль? — спросил самый младший Юрий.
— Ты помнишь, летом по Остеру плавали челны?
Мальчик согласно кивнул, а отец продолжал:
— Так вот, в море-океане плавают великие челны, со множеством людей и разными товарами. И прозываются те челны — кораблями…
Привезенная из Киева книга пришлась ко времени. Дети уже знали азбуку, читали по слогам Библию, старательно выводили первые буквы. Но при всем старании отца недоставало стройности в обучении ребят. «Письмовник» же излагал не только «науку российского языка с седьмью присовокуплениями разных учебных и полезнозабавных вешесловий». Здесь были «разные стихотворства», «краткие замысловатые повести», изъяснения по истории, философии, естествознанию. Федора Герасимовича восхищала ясность мыслей автора, простота. Тут же приводились и собрания многочисленных российских пословиц и поговорок. Длинными зимними вечерами отец читал и пояснял их сыновьям, по привычке, будто псаломщик, растягивая слова, и следом всегда повторял свое любимое изречение из Библии.
— Весь корень зла, чада мои, в сребролюбии. А потому живите без корысти и зависти. Златом не прельщайтесь. — Помолчав, обычно добавлял: — «Нищета не отнимает ни ума, ни чести…»
После Пасхи занятия прерывались, и теперь, в жаркие Дни, братья пропадали на берегах лениво текущего посреди города Остера. Старший, Иван, боязливо поеживаясь, отсиживался на берегу. Младшие братья барахтались в воде.
Лето сменила осень, и с ней в семью Лисянских нагрянула беда. Внезапно скончалась жена протоиерея. К сожалению, история не сохранила каких-либо сведений о матери нашего героя. В те времена и сам протоиерей Федор Лисянский, не имевший «ни кола ни двора», еще не был причислен к дворянству и ни в каких родословиях не значился. Кроме того, Нежин в наш век пережил не одну лихую годину, и их вихри разметали и память о прошлом. Вполне можно предполагать, судя по характеру детей, что их мама была женщиной доброй и отзывчивой, как и большинство малороссиянок.
После поминок Федор держал совет о дальнейшем житье-бытье с братьями — Иваном и Демьяном. Первое время они помогали брату — скудного жалованья священника едва хватало, чтобы свести концы с концами.
— Тяжко придется тебе, одному не вытянуть, — проговорил Демьян и кивнул в сторону детской спальни, — видать, хлопчиков определять на казенный кошт придется.
— Я и сам об этом продумывал давненько. Старшего, Ивана, определю в духовную семинарию. — Протоиерей разгладил небольшую бородку. — Анания с Юрием хочу свезти в Петербург, мыслю устроить в Шляхетный корпус морской. Толковые люди, слыхал, там наставники, наподобие Курганова, и хлопцев, глядишь, в люди выведут. Только, сказывают, не всем в тот корпус шлях открыт. Будто регламент предписывает набирать детей дворян именитых, а захудалым, вроде меня, туда ходу нет.
Со времен Петра Великого малороссийские шляхтичи уравнялись в правах с великоросским дворянством. Однако шляхетство требовалось еще подтвердить. Доходили слухи, что петербургские чинодралы при случае старались ущемить малороссиян. При поступлении их детей в Кадетский корпус требовали разные доказательства «с показанием гербов и дворянства», тем более не дозволялось принимать выходцев из малопоместных дворян.
— А помнишь, Демьян, — прервал молчание Федор Герасимович, — ты сказывал о Безбородке?
— В самом деле, их сиятельство тебе все же мало-мальски знаком. Человек он порядочный и бескорыстный, — ответил Демьян и добавил: — К тому же в Петербурге в большой силе наш, черниговский, граф Разумовский Кирилл Григорьевич, президент тамошней Академии наук. Я полковых товарищей порасспрашиваю, быть может, кто из них с его родичами знаком. Поезжай, с Божьей помощью все образуется.
— Да не оставит нас Господь промыслом Божьим… — вздохнув, перекрестился протоиерей.
Зима 1783 года была на исходе, а вместе с ней уходило в прошлое и детство сыновей протоиерея. Разнились они только внешне. Юрий был пониже ростом, но выглядел крепышом, с озорным огоньком в голубых глазах и кудрявой шевелюрой. Что роднило их, что запало в душу в стенах отчего дома?
Высокая нравственность и чувство уважения к людям, а еще твердое усвоение незыблемости трех начал жизни каждого россиянина — Веры, Царя и Отечества.
Кронштадт