Литература. 11 класс. Часть 2

Коллектив авторов

Очень близким по тематике «Белым одеждам» Дудинцева оказался роман Д. А. Гранина «Зубр», в котором тоже рассматриваются ужасающие последствия «лысенковщины» в науке и научной этике. Писатель изображает драматические переломы в судьбе известного генетика Н. В. Тимофеева-Ресовского, который, по словам автора, «быть великим при жизни… не умел». Его яркая и сложная жизнь определялась тремя главными принципами: верность науке, порядочность, долг перед предками. После Гражданской войны Тимофеев-Ресовский, которого прозвали Зубром, отдается науке, едет на исследования в Германию и остается там, поскольку в России начались гонения на генетиков. По возвращении на родину в 1945 году он был осужден и отправлен в лагерь, где оказался на краю гибели. Лишь возвращение к работе в отдаленной уральской лаборатории спасло ему жизнь. Здесь Зубр осознал размеры урона, нанесенного «лысенковщиной»: «Пострадали – и надолго – агрономия, селекция, животноводство, физиология, медицина, пострадало мышление людей».

Заметное явление

в исторической прозе этого периода – монументальное «повествованье в отмеренных сроках» «Красное Колесо» А. И. Солженицына, состоящее из четырех «узлов» – «Август Четырнадцатого», «Октябрь Шестнадцатого», «Март Семнадцатого» и «Апрель Семнадцатого», составивших десять томов. В новаторском по своему характеру повествовании, где реальные исторические лица соединяются с вымышленными, писатель дает самобытную трактовку истории России.

Большой читательский интерес вызвали повесть В. Г. Распутина «Пожар», романы В. П. Астафьева «Печальный детектив» и Ч. Т. Айтматова «Плаха», появившиеся во второй половине 80-х годов. В них воссозданы картины современной действительности, высказана обеспокоенность авторов духовным обнищанием человека, показаны неприглядные стороны бытовой жизни, преступность, алкоголизм, наркомания. Эти произведения с присущей им резко выраженной авторской позицией воспринимались в обществе как предощущение грядущих перемен.

Характеризуя литературную ситуацию, создавшуюся в стране, писатель В. П. Астафьев на конференции «Современная литература: критерий ценностей» отмечал: «Современная литература, основанная на традициях великой русской литературы, начинается заново. Ей, как и народу, предоставлена свобода… Литераторы мучительно ищут этот путь».

Литературную ситуацию конца 80-х годов – начала XXI века определяют несколько поколений художников слова.

Широкое общественное признание получили произведения писателей-«шестидесятников», которые вошли в литературу в период «оттепели» и сумели громко заявить о себе во время кратковременно возникшей свободы слова. К их числу принадлежат А. И. Солженицын, В. П. Астафьев, В. П. Аксенов, Г. Н. Владимов, А. Т. Гладилин, В. Н. Войнович, А. А. Вознесенский, Е. А. Евтушенко, Б. Ш. Окуджава, Ф. А. Искандер и др. Писательские судьбы этих мастеров слова сложились по-разному, но живой интерес к их творчеству сохраняется и сегодня. В литературной критике за ними все более закрепляется статус классиков современной литературы.

Следующее поколение – писатели 70-х годов («отроки «оттепели», юноши шестидесятых») были лишены всякой творческой свободы. Они испытывали на себе постоянное давление цензуры, идеологических штампов и на определенный период стали «замолчанным», «заткнутым» поколением. Наиболее яркими представителями семидесятников стали И. А. Бродский, С. Д. Довлатов, А. Г. Битов, Вен. Ерофеев, В. С. Маканин, Саша Соколов, Д. А. Пригов, Л. С. Петрушевская, В. С. Токарева. В книге «Русские цветы зла» Вик. Ерофеев, имея в виду ценностные ориентиры литературы этой поры, писал: «С середины 70-х годов началась эра невиданных доселе сомнений не только в новом человеке, но и в человеке вообще. Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, детях, вере, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости… Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни». Писатели-«семидесятники» могли рассчитывать лишь на собственные способы издания своих произведений, путем «самиздата» и «тамиздата». Так были напечатаны написанная в прозе «поэма» Вен. Ерофеева «Москва – Петушки», романы А. Г. Битова «Пушкинский дом» и Саши Соколова «Школа для дураков», фантастика братьев Стругацких, ряд произведений писателей русского зарубежья. Лишь в конце 80-х годов эти произведения были официально опубликованы.

Перестройка открыла дорогу в литературу новому поколению писателей, у которого появилась возможность художественного исследования жизни и человека в бесцензурном пространстве. В произведениях Ю. Мамлеева и Т. Толстой, Т. Кибирова и Л. Рубинштейна, В. Пелевина и С. Каледина, Л. Улицкой и О. Славниковой, вошедших в литературу в 80—90-е годы, а также в книгах А. Уткина, А. Геласимова, О. Сульчинской, Е. Садур, Б. Ширянова, А. Гостева и др., заявивших о себе в конце 90-х годов и в начале XXI столетия, возрождается интерес к «униженным и оскорбленным», к «маленькому человеку», проявляется внимание к ранее запретным темам, обнажается неблагополучие современной жизни. В предисловии к антологии современной прозы Вик. Ерофеев оценивает молодых писателей как «первое за всю историю России поколение свободных людей, без государственной и внутренней цензуры».

Постмодернизм. Попытки теоретического осмысления новой ситуации в литературе (и шире – в культуре) привели к появлению в литературной критике первой половины 90-х годов термина постмодернизм. Концепция постмодернизма заставляет вспомнить литературную ситуацию конца XIX столетия, когда на смену классическому реализму пришел модернизм с его стремлением к свободному самораскрытию авторов и обновлению художественного языка. Сходные явления произошли и в культуре конца XX века, когда на смену устойчивому мировоззрению в русле ушедшего в небытие социалистического реализма пришел постмодернизм с характерными для него независимостью критических суждений, эстетическим

плюрализмом, разочарованием в гуманистических ценностях и общепризнанных авторитетах.

Постмодернизм как философское, культурологическое течение возник во Франции в 60-е годы прошлого века в ситуации сопротивления интеллектуалов натиску массовой культуры. Наиболее известными зарубежными писателями-постмодернистами стали Х.-Л. Борхес, М. Кундера, Дж. Фаулз, У. Эко.

Искусство постмодернизма иронично, саркастично, гротескно, пародийно. Художественный мир зачастую строится на заимствовании и переосмыслении чужих языков, культурных традиций, цитат. В литературе постмодернизма характерной особенностью становится интертекстуальностъ, когда границы между своим и чужим текстом становятся зыбкими, едва различимыми. Уже в заглавиях ряда произведений читатель наталкивается на чужие слова, взятые, например, из русского фольклора (сборники «На златом крыльце сидели…» Т. Толстой и «Вышел месяц из тумана» М. Вишневецкой) или заставляющие вспомнить произведения и героев русской литературы XIX и XX веков (роман «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» С. Солоуха, книга «Накануне накануне» Е. Попова, пьеса «Вишневый садик» А. Слаповского, сборник рассказов «Голова профессора Шишкина» М. Москвиной, роман «Чапаев и Пустота» В. Пелевина, роман О. Славниковой «Бессмертный. Повесть о настоящем человеке» и др.).

Произведения поэтов-постмодернистов отличаются высокой «цитатной плотностью». Так, первая строка одного их стихотворений Т. Кибирова «Я лиру посвятил сюсюканью. Оно…» напоминает пародийно трактованную строку из некрасовского стихотворения. В стихотворениях поэта цитирование носит не только текстовой, но и ритмико-интонационный характер. Вот первая строфа из его стихотворения «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», в котором есенинские строки являются одним из «нервных узлов» произведения:

Шаганэ ты моя, Шаганэ,потому что я с Севера, что ли,по афганскому минному полюя ползу с вещмешком на спине…Шаганэ ты моя, Шаганэ…

Интертекстуальность пронизывает и постмодернистскую прозу. Большая часть текста романа Т. Н. Толстой «Кысь» состоит из чужих слов. Особенно часто используются в произведении стихотворные строки поэтов XIX и XX века. Роман повествует о Взрыве, который напоминает читателю чернобыльскую катастрофу и ее тяжкие последствия. Взрыв оказывает губительное воздействие не только на цивилизацию, но и нарушает привычные связи между литературой и человеком. Один из героев романа Бенедикт, напоминающий фольклорный образ Ивана-дурака, в начале произведения являющийся простым переписчиком, а в конце – исполняющим обязанности всесильного министра, одержим жаждой чтения. Но оно не насыщает героя, способного лишь поверхностно воспринимать смысл прочитанного. Знаменательны слова героя, произнесенные в конце романа, в которых перемешаны строки из книг: «Я только книгу хотел – ничего больше, – только книгу, только слово, всегда только слово, – дайте мне его, нет его у меня!.. Что, что в имени тебе моем? Зачем кружится ветр в овраге? чего, ну чего тебе надобно, старче? Что ты жадно глядишь на дорогу? Что тревожишь ты меня? скучно, Нина! Достать чернил и плакать! Отворите мне темницу! Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид? Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!»

Слово является одним из героев романа. В городке Федор-Кузьмичске санитарами изымаются из обращения книги, зараженные радиоактивными элементами. И обитатели городка лишаются книг, лишаются Слова как важной составляющей духовности человека. Это уродует людей и делает невозможным постижение смысла жизни, прикосновение к высшим категориям бытия.

Для поэтики постмодернизма характерно восприятие мира как хаоса при отсутствии ценностных ориентиров, неверие в будущее. Оживленные дискуссии в критике вызвала повесть В. С. Маканина «Лаз», которая увидела свет в начале 90-х годов. Главный герой повести Ключарев владеет тайной некоего «лаза», который позволяет ему покидать темный и страшный город, в котором живут его больной сын и жена, и проникать в другой мир, где обитают люди, жаждущие информации, и где много необходимых вещей и продуктов. В произведении постоянно сравниваются два мира, что невольно воспринимается как противопоставление России с ее тогдашними пустыми прилавками («Товаров нет. Просьба не бить окна» – такие надписи сопровождают обитателей верхнего города) и заграницы с ее изобилием и стабильностью. Сам автор определяет замысел произведения как «рассказ о раздвоении русского общества. С одной стороны – это элита, интеллигенция, с другой – почти уголовный мир». Маканин показывает, что главной душевной эмоцией человека является страх. Повесть «Лаз» (как и другие произведения писателя) пронизывает острый конфликт мыслящего человека и толпы: «Лица толпы жестоки, угрюмы. Монолита нет – внутри себя толпа разная, и все же это толпа, с ее непредсказуемой готовностью, с ее повышенной внушаемостью. Лица вдруг белы от гнева, от злобы, задеревеневшие кулаки наготове, и тычки кулаком свирепы, прямо в глаз». Толпа, страшная своей непредсказуемостью, представляет угрозу для личности. Повесть Маканина «Лаз» является метафорой социальных отношений не только 90-х годов, но и всего XX века – века исторических катастроф и хаоса.