Литературная Газета 6296 (№ 41 2010)
Шрифт:
я – всё ещё – кружусь на кольцевой.
***
их экспонатами взял бы любой музей
после ночных отелей, квартир друзей,
им от рассвета нечего защищать...
мир разорился утром и обнищал
им же никто друг друга не обещал
значит теперь им не с кого и спросить...
вон до того, до крайнего, довези,
ты посмотри, как в воздухе моросит...
просто им нужно что-то
чтоб не звенели гвозди и прочий хлам
в ёмкостях душ, расколотых пополам...
НЕ ХОДИ ТУДА
а мне думалось – подожду, и пойду туда...
но я всё стою, и в сердце течёт вода.
и сама – вода, и всё, что вокруг – вода.
не ходи туда, шепчу себе, не ходи...
это тает лёд, ступни мои – горячи.
а я всё стою, и в сердце летят лучи.
и сама – лучи, и всё, что вокруг, – лучи.
ведь большое солнце село в моей груди.
не ходи туда, шепчу себе, не ходи...
позабудь о нём, ты дышишь едва-едва...
но я всё стою, а в сердце растёт трава,
и сама – трава и всё, что вокруг, – трава.
может, кто-то должен – так – постоять один?
ведь большое солнце село в моей груди.
не ходи туда, шепчу себе, не ходи...
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Новый ничевок
Литература
Новый ничевок
ЛИТПРОЗЕКТОР
Новый ничевок, или «Неканонический классик»
Быть бы мне убийцей
Иль вовсе кем-нибудь
Кем-нибудь с крылами
С огненным мечом
А так вымою посуду –
И снова ничего.
Д.А. Пригов
В день посуду помою я трижды
Пол помою-протру повсеместно
Мира смысл и структуру я зиждю
На пустом вот казалось бы месте.
Д.А.
Одна знакомая домохозяйка на вопрос, чем она занимается в жизни, отвечала: «Интересуюсь искусством».
Дмитрий Александрович Пригов (1940–2007) многим в жизни из области искусства поинтересовался. Сия книга в аннотации своей рекомендует его как «поэта, прозаика, художника, актёра, теоретика искусства». И не какого-нибудь там дилетанта, а классика этих дел.
Классик – тот, кто собрал в себе как в фокусе пучок интенций и тенденций времени. Так что в каком-то смысле верно.
Время такое. «Мы живём в век туфты». Это не Ханна Арендт сказала и не Сьюзен Зонтаг. А наша простая, почти советская Таня Друбич, актриса
Я устал уже на первой строчке
Первого четверостишья.
Вот дотащился до третьей строчки,
А вот до четвёртой дотащился.
Таких четверостиший было запланировано творцом чуть ли не двадцать тысяч. Или ещё больше. Так сказать, где остановит он копыта? По десять строк в день – или по сто, не помню. Сизифова работа. Думаете, тоже туфта? Ну это с точки зрения вашего здравого, то бишь профанного, смысла. А человек знающий, квалифицированный, доктор наук, увидел здесь «гиперсакрализацию абсурдного и тавтологического» (Марк Липовецкий).
Их дюжины две слетелось в сборнике, таких квалифицированных. Воздухом нынче бойко торгуют – ходкий товар.
Двадцатый век среди прочего породил целую армию эстетиков, которых Сергей Булгаков, помнится, в «Тихих думах» своих окрестил «адвокатами» дьявола. Сейчас вот их целые толпы со всей Европы регулярно съезжаются (слетаются на метле?) в Кассель, чтобы втюрить зомбированному обывателю залежалый товар под видом «актуального искусства». Ржавые консервные банки, потёртые шины, разбитые графины, куски арматуры. Мало ли хлама, который можно выдать за шедевры в традиции шутника-шута Уорхола!.. Называется торжище Agenda, «опись», значит, инвентаризация. Главная звезда всякий раз – не какой-нибудь, с позволения сказать, художник, а куратор выставки-продажи. Тот, кто вырабатывает «концепт». О нём загодя голосят все западные газеты, интересующиеся искусством. Ясное дело, раз доверили втюривать, значит, пахан, значит, гений.
Обыватель-то пуглив, как серна, знай накрывай его сетью мудрёных словечек. А хоцца бедолаге тоже на уровне быть – «актуальным».
Иные наши – былые «подпольные» – тоже встроились в этот Рынок куда как успешно. Хороший, добротный пример: Илья Кабаков. Тот, что выстроил как-то посреди Вены, близ Хофбурга, на пару недель барак-вагон советско-сталинского (стало быть, гулаговского) времени: облупленный рукомойник, стол с клеёнкой, табуретка, мусорное и «ночное» вёдра, репродуктор, по которому раз в сеанс включают песни про Сталина. Называется «Жизнь советская» или что-то в сём роде. Народ венский валом валил, как у нас в своё время на Глазунова. «Неудобно не пойти», – говорили мне заслуженные профессора и писатели. Мол, засмеют коллеги, назовут игнорантом – невеждой, по-нашему. Сила внушения, психоз-гипноз невдалеке от квартиры-музея Зигмунда Фрейда.