Литературная Газета 6454 (№ 11 2014)
Шрифт:
Фото: Михаил МАРГУЛИС
Поэт, прозаик, публицист, критик, литературовед, автор многих известных песен Владимир Лазарев уехал из России в США в августе 1999 года. Совершенно неожиданно для своих друзей и недругов (ну как же: был необыкновенно активен в литературе, известен своей бескомпромиссностью, скандальными прорывами на трибуны высоких литературных собраний и форумов, где то и дело несанкционированно резал правду-матку и выводил на чистую воду как зарвавшихся высоких литературных начальников, так и отдельных собратьев по перу) он аккуратно и почти бесшумно захлопнул за собой калитку в страну, в которой родился и вырос, и уехал, не оставив точного адреса. Лишь немногие близкие знали, что поселились они с женой Ольгой Тугановой в Северной Калифорнии, в самом сердце Силиконовой долины - в городе под
– Владимир Яковлевич, – привязываюсь я к нему, – ответьте как на духу, почему вы всё-таки уехали? Ведь столько всего недовыполненным оставили, ведь ещё был жив Солженицын, которого вы страстно в стихах убеждали, что он должен вернуться, ибо крайне необходим России[?]
И Лазарев терпеливо объясняет:
– У нас с женой в то время уже подходил возраст, когда трудновато становится жить одним, да и время, вы же помните, было сложное: гонораров не платили, журнал "Наше наследие", в котором я работал последние 12 лет, медленно затихал. У Ольги, она по профессии была американист, в её Институте всеобщей истории тоже месяцами не платили зарплату. А в Калифорнии жил её сын, и она мне твёрдо заявила: «Мы едем!»…
– Вы всерьёз хотите меня убедить в том, что просто послушались жену, что просто «подходил возраст»?
– Да нет, конечно. Просто Ольга была очень активна в этом смысле. Доктор исторических наук, американист, ей очень хотелось продолжать работать, действовать…
– Она нашла работу в США?
– Да, сразу же нашла, очень интересную работу – в Гуверовском научно-исследовательском институте, который входит в систему Стэнфорда. А вот мне уезжать было тошно, я буквально заболел, но чтобы хоть как-то выжить в России, нужно было заниматься жуткой халтурой, а этого я не хотел ещё больше. Страха никакого не было, но всё превратилось в какую-то другую жизнь, стало походить на «упразднённый театр» Окуджавы – это произошло упразднение какого-то определённого настроя. Сначала казалось: ещё одна оттепель, хотя Александр Исаевич Солженицын, вернувшийся в Россию, при первой же нашей встрече сказал: «Перестройка пошла не лучшим способом, мягко говоря…» Что случилось? Случился неестественный отбор. Он дал свой результат. По большому счёту даже президент Горбачёв – это тоже был неестественный отбор. Он абсолютно не понимал, что у него есть, что происходит и что произойдёт.
Ну, вот, собрались и уехали. Я и раньше бывал в США с выступлениями, но то, конечно, совсем другой был расклад.
– И в России с тех пор не бывали…
– Не бывал. Понимаете, я бы себя всего разворошил. Вначале так переживал, что две недели вообще не спал ни минуты, потерял 30 килограммов, а ностальгия всё разрасталась и разрасталась. Жуткое состояние, врагу не пожелаешь…
– Сейчас ностальгии уже нет?
– Сейчас уже нет.
– И как вы её лечили?
– Читал, работал, учился заново спать. Так сложилась судьба и, может быть, к лучшему. Потому что какие-то вещи, связанные с русской культурой, с европейской культурой, которые у меня здесь выплеснулись, там бы ни за что не написались. Скажем, небольшой философский роман «Доктор Логос», который скоро, надеюсь, будет опубликован.
– Философский?
– Прототипом героя послужил великий русский религиозный философ и филолог Алексей Фёдорович Лосев, с которым я был очень тесно связан и духовными, и родственными узами. Мы с ним беседовали без малого двадцать лет, беседовали о многом и разном, историческом и современном. На сороковины его памяти в его квартире, среди близких ему людей, я предложил общими усилиями создать русское религиозно-философское общество «Лосевские беседы». А в доме на Арбате, где он жил, – Центр философской мысли, то, что теперь называется Библиотека истории русской философии и культуры «Дом А.Ф. Лосева». Создание того и другого было трудным и нескорым делом. Но оно осуществилось. В дальнейшем я хотел подняться от «Лосевских бесед» к новой неоплатоновской академии. Рядом стоящие слова «новая» и «нео» указывали на то, что эта идея осуществится именно в России. К сожалению, на этот мой призыв учёные тогда не откликнулись. Позже, выступая в США в научно-исследовательском
Много времени было отдано лосевским трудам по античной эстетике и Возрождению, поднимались интереснейшие и многообразные проблемы бытия. Всё это время мы поддерживали связь с вдовой Лосева – выдающимся филологом-классиком Азой Алибековной Тахо-Годи. Нас всех согревали эти встречи в прагматичной жизни Америки.
Калифорнийские «Беседы» просуществовали два с половиной года. Многие перебрались в другие штаты, отец Валерий Буланников возвратился в Россию. А связь с Тахо-Годи продолжается по сей день.
– А какие ещё ваши работы ждут публикации?
– Трагикомический роман в стихах «Колобок» (эту вещь начал писать давно, но тут всё повернулось иначе), наверное, не очень публикуемый.
– Почему, – удивляюсь я, – не публикуемый? Какое у нас, Владимир Яковлевич, тысячелетие нынче на дворе?
– Знаете, он слишком откровенен – и эротически, и политически.
Главный герой, Иван Ядрилов, он из деревни. И вот мой герой хочет прописаться в Москве, а никаких возможностей нет…
– Хорошо, это то, что вы написали. А как вы все эти годы здесь жили?
– Я и говорю: жил весьма активно. Как пришёл немного в себя после приезда, сразу же списался с профессором Вадимом Крэйдом из нью-йоркского «Нового Журнала». Он – великолепный редактор, я много печатался в этом журнале, стихи и прозу. Позже был опубликован журнальный вариант моих мемуаров «Времена жизни». С Крэйдом (он живёт в штате Айова) мы так никогда и не встретились лично, но до сих пор поддерживаем тесную связь.
В 2006 году в Нью-Йорке вышла очень для меня важная книга стихов и поэм «На перетоке времён». Я всегда много писал, да и сейчас пишу, даже песни продолжаю сочинять. Я не поэт-песенник, это для меня далеко не главное, но иногда просто возникает неодолимое желание – и рождается песня! Знаете, песню нельзя написать просто пальцами, внутри тебя должна быть какая-то река. Так вот, как река выплеснется, сразу отдаю Михаилу Маргулису. Он большой мелодист, мы с ним уже 10 лет вместе работаем. «Белая волна», C"est la vie, c’est moi («Такова жизнь, таков я»), «Бездомный вальс» – все они есть в нашем совместном сборнике песен «Услышь мою мелодию», который вышел в конце 2013 года в Сан-Франциско.
– В России ваши песни тоже исполняют.
– Не только в России. В 2012 году в Калифорнии было празднование 200-летия Форта Росс, и там детский казачий хор исполнил мою песню одноимённого названия, где мои и стихи и музыка. Она написана ещё в 2000 году.
– Вас пригласили на этот праздник из Российского консульства в Сан-Франциско?
– Нет, я просто прочитал об этом в какой-то газете. Думаю, в консульстве о моём существовании на калифорнийской земле и не подозревают. Стихи, сочинённые на замечательную музыку Василия Агапкина «Прощание славянки», тоже очень часто исполняют. Моя версия этой песни стала весьма востребована. В Англии вышел фильм с участием современного философа Славоя Жижека, где она звучит на английском языке. Фильм, на мой взгляд, на самом-то деле не очень глубокий, но очень популярный в Европе. Во Франции сейчас снимается «Апокалипсис Первой мировой войны», это уже значительно серьёзнее, – там «Прощание…» прозвучит в переводе на французский…