Литературная Газета 6495 ( № 21 2015)
Шрифт:
И уже не обходится даже без какого-то комического оттенка. Дело в том, что мемориальную доску в Ленинграде повесили не у подъезда, в котором была квартира Бродского, а довольно далеко. Дом Мурузи – это огромный дом, занимающий целый квартал, он одной стороной выходит на Пантелеймоновскую улицу, а другой – на Литейный проспект. Подъезд находится со стороны Пантелеймоновской улицы, а доску повесили на Литейном. Когда я поинтересовался у тех, кто устанавливал доску, почему они повесили её не там, где надо, то мне ответили, что её повесили на проспекте, потому что там больше народу ходит. Но тогда её надо было вешать на Невском проспекте или на здании Московского вокзала – там народу бывает ещё больше.
В Москве на Садовом
Бродский преобразил жизнь своих друзей и даже недругов. Первый фельетон «Окололитературный трутень» появился в газете «Вечерний Ленинград» 23 ноября 1963 года. Его подписал и, видимо, самолично написал ответственный секретарь газеты Берман (псевдоним Медведев). И лет двадцать назад я в гастрономе на Невском встретил этого самого Бермана, которого я знал, потому что ещё в школьную пору работал в «Вечернем Ленинграде» внештатным репортёром. И Берман меня тоже узнал, отошёл со мной в сторону, такой довольно жалкий, опустившийся старик, и сказал мне: «Женя, вы же понимаете, что я написал тот фельетон не по своей воле. Меня заставили. Вы уж поймите, простите меня». Ну что я мог сказать?
И всё, чего касался Иосиф, тут же превратилось в некую историю и имеет свою ценность. Особенно это касается его книг. Я не так давно встречался с библиофилами, и они сказали мне, что книги, особенно ранние, с автографом Бродского уже давно стали библиографической редкостью.
А конец того персонажа, который охотился за Бродским и в конце концов организовал суд над ним с приговором о высылке, Якова Лернера, вообще был позорным. Я случайно узнал о нём довольно рано, ещё в студенческие годы. Я учился в Ленинградском технологическом институте имени Ленсовета, а Лернер в то время был там освобождённым председателем профкома, и уже тогда он постоянно устраивал разного рода аферы. Технологический институт был гигантским учебным заведением, в нём одновременно обучались двенадцать тысяч студентов, сотни преподавателей, профессура, технические сотрудники. В институте, как и полагается, существовало множество студенческих кружков – спортивных, литературных, театральной самодеятельности и тому подобное. В частности, драматический кружок иногда давал выездные представления и зарабатывал деньги, которые тратились на постановочные нужды. И однажды все эти суммы неожиданно исчезли, и одновременно исчез огромный отрез бархата, предназначенный для занавеса студенческого театра. Довольно скоро выяснилось, что всё это украл Лернер, которого тогда никакому суду не предали, а просто выгнали его из института.
Однако почти сразу, менее чем через год, он возник в организации «Гипрошахт», которая находилась в Дзержинском районе Ленинграда, и в этом же районе жил Бродский. Лернер стал там начальником народной дружины. И поскольку ему любой ценой необходимо было совершить карьерный прыжок, то он явился на приём к первому секретарю Ленинградского обкома партии Толстикову и предложил, что его народная дружина станет бороться не со стилягами и пьяницами, а с идеологическими противниками советской власти – диссидентами. Толстиков сначала даже не понял, о чём речь, и спросил: «А на какой закон ты собираешься опираться в этой своей деятельности?» – «Да к чёрту закон», – ответил Лернер. И тогда Толстиков сказал: «Ты давай проведи для начала что-нибудь показательное, а дальше будет видно – посмотрим, что из этого получится».
Я работал в это время инженером-механиком на заводе «Вперёд». И однажды меня вызвали в первый отдел, там находился Лернер, и он расспрашивал меня около часа. Однако я оказался неудобной фигурой – инженер завода, ходивший на работу к восьми утра, получавший зарплату и премии, а не тунеядец. И тогда он, видимо, понял, что искать
После этого достаточно быстро сам Лернер тоже был арестован. И я был на суде над ним. Ему предъявили поразительное обвинение: во-первых, он под своей фамилией издал три книги, которых сам не писал, будучи по сути абсолютно неграмотным человеком. Он просто купил рукописи и присвоил их. Он объявил, что был во время войны полковником контрразведки и это именно ему принадлежит идея ледовой Дороги жизни через Ладожское озеро. Однако довольно быстро выяснилось, что всю войну он провёл в Самарканде и работал в госпитале на должности «сестра-хозяйка» и уже тогда воровал лекарства, еду и комплекты постельного белья.
После войны он одно время был завхозом Ленинградского цирка и очень обижал зверей, недодавая им корм.
Потом Лернер где-то раздобыл чистые орденские книжки и выписал себе две дюжины орденов, в том числе орден Ушакова первой степени, которым награждают, как известно, за флотоводческие победы. Ему на этом суде дали шесть лет, но через полгода отпустили, и я его встретил в редакции газеты «Неделя» в Москве на Пушкинской площади. Он подошёл ко мне и спросил: «Тебе не нужен американский автомобиль, но без документов? Тут один дипломат продаёт «форд», а документы я тебе потом сделаю».
Года через три его снова арестовали и закатали в тюрьму уже на большой срок. Когда он вышел, то дал интервью журналу «Молодая гвардия», и журналист задал ему вопрос: «Вот уже сейчас, когда прошло столько лет и всё уже обратилось в историю, что вы думаете о Бродском?» Лернер ответил: «Я думаю о нём то же самое, что и в шестьдесят четвёртом году. И сейчас я знаю его подноготную». – «Какая же это подноготная?» – спросил журналист. И Лернер сказал: «А какая у него фамилия? Сахарозаводчик Бродский – его дед. Он был крупнейший производитель сладостей и даже поставлял шоколад самому царю. И когда Бродский выехал на Запад, то он получил там все деньги своего деда. Все эти деньги он передал в Швецию, и за это ему дали Нобелевскую премию». И вот такая несусветная чушь была опубликована в журнале, который выходил тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров. На такую идиотскую выдумку был способен только Лернер.
Уже вышли десятки, если не сотни книг о Бродском: о его поэтике, о его жизни, изданы мемуары друзей, собраны его интервью, вышли альбомы с фотографиями в Ленинграде, Венеции, Нью-Йорке. Все эти материалы очень разные: профессиональные и дилетантские, достоверные и не очень, но всё это свидетельство огромного влияния Бродского на литературу, людей, да, пожалуй, и на всю нашу жизнь.
Евгений РЕЙН
Теги: Иосиф Бродский , Евгений Рейн
Без директора в голове
Поднимать руку на даму - плохо, очень плохо. Руки таким людям отрывать надо. Но когда на Тверской улице в Москве побили девушку, оказавшуюся директором популярной молодой поэтессы Веры Полозковой, это стало новостью не только удручающей, но и познавательной. Оказалось, у поэтов бывают директора.
Вообразите Лермонтова, докладывающего своему директору о ходе работы над поэмой "Демон". Представьте себе Есенина, сдающего авансовый отчёт по проекту «Москва кабацкая». Директор при поэте – нонсенс, нас же учили, что поэт – «беззаконная комета» и менеджменту не подвластен.