Литературная Газета 6523 (№ 35 2015)
Шрифт:
То же можно сказать и о громадном массиве «недостоверной» публицистики, которая нередко захлёстывает и солидные издания.
Недавно появилась статья в «Независимой газете» с названием, характерным для модного юмора: «Дело Владимира живёт и побеждает». Все интеллигентные читатели знают, что эта газета иллюстрирует свою позицию цитатой из «Анналов» римского историка Тацита Sine ira et studio («Без гнева и пристрастия»).
Однако автор статьи Сергей Макин явно не лишён пристрастия. С помощью целого ряда сомнительных приёмов он пытается вульгаризировать личность крестителя Киевской Руси. Нет смысла цитировать все его мелкие приёмы и укусы, укажем на главное. Чтобы принизить не только святого князя Владимира, но и православную веру, к которой приобщил праведник Русь и русских, Макин заявляет, что Владимир Святославович крестился и крестил свой народ… из «робости». Дескать,
«Очень уж тонким психологом оказался приехавший к нему греческий богослов. Монах-философ показал киевскому варвару икону «Страшный суд»: праведники радостно шествовали в рай, грешники скорбно влачились в ад. Вздохнул Владимир и сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». Философ ответил: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись».
Владимир не был рыцарем без страха и упрёка: однажды он даже залез под мост, прячась от печенегов. Проницательный византийский монах почувствовал робость, скрываемую под маской брутальности, и сделал ставку на богобоязненность, сыграв на внутренней неуверенности князя».
На самом деле святой Владимир принимал решение, исходя из других мотивов. Учёные вообще считают, что сцена общения «греческого философа» с князем стилизована в духе распространённых в то время сказаний о крещении царя-язычника. Христианские катехизаторы часто использовали в своих проповедях рассказ о «Страшном суде». Этот рассказ содержится и в сказании о крещении болгарского царя Бориса (в 864–865 гг.).
Макин, как сказал бы Андрей Кнышев, «нахально, беспардонно» искажает свидетельство «Повести временных лет» о том, как святой Владимир принимал решение о принятии православия. Как утверждает летописец, князь, увидев картину «Страшного суда», сказал «философу» после слов последнего «Аще хощещи одесную с праведными стати, то крестися», следующее: «Пожду и ещё мало», «хотя испытати о всех верах». Потом держал совет с боярами и повелел послать «мужей», чтобы те посмотрели, как происходит богослужение у мусульман-булгар, у немцев-католиков и у православных византийцев. Иудеев, занимавших в Киеве целый квартал и предложивших ему принять иудейство, он изгнал после беседы с ними. Он спросил их: «Где ваше Отечество?» Они ответили: «Наше Отечество в Иерусалиме, но мы прогневали Бога грехами нашими, и рассеял нас Бог по всей вселенной, а землю отдал христианам». «Как же вы, отверженные Богом и рассеянные, – воскликнул князь Владимир, – учите других вашей вере? Если бы Бог любил Вас, то не рассеял бы вас по чужим землям, не того ли вы хотите и нам?»
Посланники киевского князя, посетив предписанные им богослужения, пришли к выводу, что у булгар «несть веселия», у немцев «красоты не видех никакой», зато у греков «такая служба паче всех стран… и не свеми, на небе ли есмы были, ли на земли».
Как видим, православие наши предки приняли, исходя из светлого взгляда на мироздание.
Князь Владимир руководствовался ещё и государственными соображениями. Чтобы повысить международный авторитет Киевской Руси, он решил взять в жёны сестру византийского императора Василия II (958–1025). Тогда политические союзы между государствами заключались с помощью браков между венценосными их представителями. Василий II согласился на брак сестры Анны с князем Владимиром, но на двух условиях. Во-первых, войска Киевской Руси должны были помочь византийскому императору подавить восстание мятежного византийского полководца Варды Фоки. Вторым же условием было принятие Владимиром и его подданными православия.
Макин вместо беспристрастного изложения «Повести временных лет» и объективного освещения исторических фактов, по убеждению или бездумно повторяя расхожие мнения, протаскивает «марксистско-ленинское учение» о том, что религия – это «вздох угнетённой твари».
Ещё один объект диффамации Макина – кириллица, которая, по его словам, «замыкала страну в славянском кругу… могла завести в тупики провинциализма и маргинальности».
Виновницей принятия кириллицы Киевской Русью Макин делает… жену Владимира Анну (963–1011):
«Дело в том, что византийская царевна, ставшая женой Владимира, была, возможно, не родной, а названной сестрой Василия II, дочерью пленённого болгарского царя Бориса, жившая при константинопольском дворе, и привезла с собой болгарских священников».
Поистине беспардонности нет пределов. С таким же успехом можно утверждать, что Макин ведёт происхождение, если использовать хрестоматийное выражение А. С. Пушкина, от «неразумного хазара».
Как свидетельствует византийский историк Скилица, Анна родилась 13 марта 963 года за два дня до смерти своего отца Романа II, отца и Василия II и Константина – будущих
Она принадлежала к македонской династии Византии, правившей империей с 867 по 1028 год. В этническом отношении все императоры этого периода по отцовской или материнской линии, а то и по обеим были выходцами из Армении. Учёный из Канады Черенис высказал мнение, что Византию в период царствования македонской династии можно определять как «греко-армянскую» державу. «Греческой» она была, «поскольку, как всегда, её цивилизация оставалась греческой; «армянской» – поскольку элемент, управлявший её судьбой и обеспечивавший большую часть её оборонительных сил, являлся в значительной степени армянским или армянского происхождения. Более того, это была роль огромного исторического значения, так как во время этого периода империя добилась самого большого успеха, когда её армии повсюду одерживали триумфальные победы, её миссионеры распространяли Евангелие и с ним цивилизацию среди южных славян, её учёные возродили греческую учёность и таким образом обеспечили сохранение её литературы. В этом, возможно, важнейший вклад армян в цивилизацию».
Анна прибыла в Киев в 988 году с большой свитой. Возглавлял свиту митрополит Феофилакт, который являлся митрополитом Севастии, населённой армянами. Анна пригласила из Византии архитекторов и техников для строительства. Ряд фактов заставляет предположить, что многие из этих специалистов были армянами. Прежде всего потому, что архитектура и строительство при македонской династии испытала влияние традиции Армении. В церковном строительстве преобладающей тенденцией стало создание архитектурных условий для такого ритуала, который позволял бы верующему полностью предаваться молитве. Это достигалось уменьшением количества нефов и объёмов центральной части за счёт добавления боковых пространств. Десятинная церковь в Киеве при Владимире и Анне была возведена только с тремя нефами. Археологи пришли к выводу, что в ней имелись каменные плиты с резьбой, в которой армяне отличались особым искусством.
Известный австрийский исследователь архитектуры Йозеф Стржиговский в своём труде «Архитектура армян и Европа», вышедшем в свет в 1918 году, обосновывал точку зрения, согласно которой церковное армянское зодчество оказало огромное влияние и на Западную Европу. В частности, он доказывал, что европейская готика во многом есть развитие в условиях Европы тысячелетней традиции армянской церковной архитектуры. Йозеф Стржигоский заявлял:
«Речь идёт о примерах великого религиозного искусства, которые тем более волнуют нас, что они обязаны своим возникновением самым ранним попыткам одного из арийских народов основать национальное государство на христианской почве… Прежде всего искусствоведам необходимо порвать с представлениями об армянах как о варварах, перенявших культуру от Рима или Византии».
Однако вернёмся к Анне. Она во всех просветительских начинаниях святого Владимира выступала его соратницей, что зафиксировано в Церковном уставе, созданном крестителем Киевской Руси: «Се яз, князь Владимир, сгадав есми со своею княгинею Анною и со своими детьми…»
Князь Владимир с Анной воздвигали здание православия в Киевской Руси не на пустом месте и не исключительно с помощью «болгарских священников», как утверждает Макин. Следует сразу отметить, что церковнославянский язык, который создали первоучителя Кирилл и Мефодий, формировался в атмосфере взаимодействия культур на Балканском полуострове, где проживали не только славяне, но и греки, евреи, армяне, последних в массовом порядке переселяли туда византийские императоры. Азбука кириллицы в качестве первообразов содержит буквы греческого, армянского, коптского и еврейского языков. В основу языка лёг македонско-солунский диалект, то есть староболгарский, с добавлением элементов из других славянских языков. После того как Кирилл и Мефодий перевели на новый язык с греческого весь кодекс богослужебных книг, до Крещения Киевской Руси прошло более ста лет. За это время церковнославянский язык совершенствовался и накопил значительное количество письменных источников, которые распространялись по славянским странам уже корпусом служителей византийской церкви, в состав которого могли входить представители разных этносов империи, знавшие церковнославянский язык. Есть версия, что Кирилл и Мефодий, уроженцы Солуни (Салоник), являлись армянами, усвоившими последние достижения византийской учёности и армянской культурной традиции.