Литературные портреты, заметки, воспоминания
Шрифт:
1938
СЛОВО НАДО ЛЮБИТЬ
Писатель не зря зовется художником слова.
Тем же, чем цвет (краска) для живописца, звук для композитора, тем же, чем объем и пространство являются для скульптора и архитектора, - тем же самым является для писателя слово.
Но слово богаче.
Слово содержит в себе не только элементы цвета, ритма, звука, пространства и времени, слово не только является образом (ибо бывает слово образ), но слово прежде всего есть мысль. И это - главное.
Вот почему любовь к слову - необходимое качество, без которого писатель становится ремесленником.
Слово стоит в своем смысловом ряду. Вынутое из этого смыслового ряда и механически пересаженное в другой смысловой ряд, оно тускнеет, засыхает, превращается в мертвый штамп, в равнодушную отписку. Бриллиант превращается в булыжник. Зеленый росток засыхает.
Например, для того чтобы изобразить широту, простор и могущество нашей родины, Пушкин писал:
Иль мало нас? или от Перми до Тавриды
От финских хладных скал до пламенной
Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?
Это было прекрасно, ново и точно. Здесь каждое слово, каждый эпитет несли громадную смысловую нагрузку. Здесь противопоставление хладных финских скал и пламенной Колхиды и потрясенного Кремля и стен недвижного Китая вызывало не только восхищение стихотворной формой, было не только игрой гениального пера, но ставило также наглядную географическую перспективу, вызывало исторические, политические ассоциации, будило мысль.
К тому же приему географического противопоставления часто прибегают современные поэты, желающие наглядно показать широту нашей родины. Любят писать: "от полюса до тропиков, от Ленинграда до Владивостока, от Белого моря до Черного" и т.д. Получается сухо, формально, неинтересно, а главное пусто. Система образов, пересаженных механически на другую почву, становится отпиской, ремесленной копией. Это происходит потому, что литературная форма заимствована. Литературную форму нельзя заимствовать. Ее надо рождать.
Много ремесленного, штампованного проникает в нашу литературу, потому что не всегда писатель любит слово и работает над формой.
Каждое слово у писателя несет громадную смысловую нагрузку. Слово не может быть поставлено так себе, для заполнения ритмической пустоты, для "количества". Слово не может вколачиваться в художественную ткань "на затычку". Как будто бы это общеизвестно и не требует обсуждения. Однако на днях я прочел высказывание Г.Шенгели в "Послесловии переводчика" к первому тому поэм Байрона (Государственное издательство "Художественная литература", Москва, 1940).
"Как поэт, я хорошо знаю, что в любом отрывке есть иерархия (курсив наш. - Г.Ш.) образов, что одни - абсолютно необходимы, другие - существенны, третьи - довольно случайны, четвертые - поставлены "на затычку"..."
Оказывается, среди наших писателей еще широко распространено пренебрежительное отношение к вопросам стиля, оказывается, пропагандируются всяческие смехотворные "теории затычки" и - что еще более вредно - теории иерархии образов. И это нетерпимо. Нельзя пищей, анемичной, эпигонской кистью изображать людей и характеры нашей эпохи.
Слово надо любить. Над стилем надо работать.
1940
ЛЕОНИД СОЙФЕРТИС
Сойфертис принадлежит ко второму поколению советских графиков. К первому поколению принадлежат такие выдающиеся мастера в этой области, как Михаил Черемных, Ив.Малютин, Д.Моор, Л.Бродаты, Ю.Ганф, Б.Ефимов, К.Елисеев и многие, многие другие. Наряду с Кукрыниксами, В.Горяевым, Б.Пророковым, А.Каневским - Л.Сойфертис занимает одно из первых мест в ряду младшего поколения советских графиков.
Может быть, во мне говорит советский патриотизм, но я уверен, что советская графика - лучшая графика в мире.
Нигде не встречается столько остроты, изобретательности, тонкости, как в нашей, советской графике.
Народ знает и любит Сойфертиса. Прежде всего, он очень оригинален. Его индивидуальность неповторима. Сойфертиса всегда можно узнать среди десятков других мастеров. Тонкая, гармоничная линия. Скупость, лаконичность и много воздуха. Простая, как бы эскизная и вместе с тем очень законченная композиция. Острый карандаш. Перо. Легкая акварель. Излюбленная форма художника - жанровые зарисовки.
Сойфертис никогда не расстается с блокнотом. Он рисует всегда и везде. Так было и в мирное время. Так было и во время войны. С первых же дней войны Сойфертис на фронте.
Сначала осажденная Одесса. Линия фронта на Дальнике. Сойфертис ездил на фронт на трамвае.
Он рисовал для морской пехоты. Его военные работы появлялись в газете "Красный черноморец". Он рисовал героев-краснофлотцев, героических одесских женщин, молодежь. Он создавал графический, многогранный портрет города-героя. Он не искал прямых батальных сюжетов. Он работал так называемым "боковым зрением".
Например, в то время воду в осажденной Одессе выдавали по талонам. По городу разъезжали бочки. Давали два литра на человека. К бочке тянется длинная очередь людей с ведрами, кастрюлями, бутылками, котелками. Вдруг воздушная тревога. Очередь бросается в ближайшее укрытие. Остается лошадка с бочкой, и к бочке тянется длинная змейка брошенной посуды. Это и набрасывает в свой походный альбом Сойфертис.
А вот жанровая сценка в осажденном Севастополе на передовой позиции.
На фронт приехал фотограф снимать вступающих в партию воинов - для партийных документов. На ровном месте фотографировать опасно. Фотограф втащил моряка в воронку от тысячекилограммовой авиабомбы, расставил свою треногу и спокойно снимает присевшего морячка.