Литературный призрак
Шрифт:
— Бежали? Вы бегаете трусцой? В парке?
— Нет, бежала по лестнице. К телефону, чтобы взять трубку.
— Вы сегодня заняты?
— Да. Нет. Пока не знаю. А что?
— Мне так одиноко. Я подумала, может, встретимся, угощу кофе? Или поедем в мою конуру, и я приготовлю вам настоящий варшавский борщ.
Отказать Татьяне? Мой язык сам собой произносит: «Да, конечно!» А как же Руди? Но с другой стороны, почему я должна сидеть как пришпиленная и ждать его? Может, и к лучшему, если он меня не застанет: пусть думает, что не очень-то в нем нуждаюсь.
— Отлично! Знаете кофейню возле Пушкинского театра?
— Да, конечно.
— Жду вас там через час.
Ну и ну. Няма вспрыгивает мне на колени, требуя ласки. Я рассказываю ей и про то, что Руди злится на меня, и про то, как славно мы заживем в Швейцарии. Совершенно не понимаю, чего ради согласилась провести вечер в обществе надменной соперницы из Польши.
Когда я открываю дверь, пылинки вспархивают в полосе света. Звенит колокольчик. В пустом кафе пахнет темным деревом и черным кофе. Звучит приглушенная музыка. Татьяны еще нет, хоть я припоздала.
— Привет, Маргарита!
Татьяна показалась из тени, подавшись вперед. Ее волосы отливают золотом. Изящный костюмчик из черного бархата подчеркивает фигуру. Нельзя не признать, что она соблазнительна. Для мужчин типа Рогоршева.
— А я вас не заметила.
— А я вас жду. Ну, сядем? Спасибо, что согласились прийти. Что будете пить? Кофе по-колумбийски очень хорош.
Отчего она старается мне понравиться?
— Тогда буду колумбийский, если только официантка проснется.
Возле столика вырастает мужчина.
— Так вам уходнопо-колумбийски? — спрашивает он с сильным украинским акцентом.
— Да.
Он снова исчезает.
Татьяна улыбается:
— Вы удивились моему звонку?
Тон психотерапевта.
— Немного. А что, не следовало?
Татьяна предлагает мне сигарету. Я предлагаю ей свои — «Бенсон и Хеджес». Она берет невозмутимо, не выразив восхищения, как сделал бы русский. Наверное, в Польше все курят «Бенсон и Хеджес». Она щелкает зажигалкой, закуриваем.
— Давно работаете в «Эрмитаже», Маргарита?
— С год.
— Наверное, знакомы с интересными людьми?
Помимо воли подпадаю под очарование ее улыбки. Она проявляет любопытство, но это потому, что хочет установить контакт.
Что ж, Маргарита Латунская умеет общаться с такими особами, как Татьяна.
— Вы имеете в виду главного хранителя? Господи, никак домашняя фабрика сплетен заработала?
— Мне показалось, будто эта сплетня вроде того, что Волга, по слухам, впадает в Каспийское море.
— Мои отношения с главным хранителем ни для кого не секрет. Но они начались уже после того, как я устроилась на работу. А устроилась я благодаря другим знакомствам. У меня связи в мэрии. Не вижу ничего плохого в наших отношениях. Я не замужем, а его жена — не моя проблема.
— Полностью согласна с вами. Наши взгляды на жизнь во многом совпадают.
— Кажется, вы упоминали о том, что
Татьяна помешивает сливки на кофе.
— Вы умеете хранить секреты?
— Еще как.
— Это людям типа Рогоршева я говорю, что замужем, — чтобы не приставали. На самом деле все гораздо сложнее.
Я жду подробностей, но напрасно.
— Такие дела, Маргарита… Расскажите о себе. Мне все интересно.
Прошло восемь часов. Мы в стельку пьяны. По крайней мере я — точно. Сидим в ирландском пабе на Рубинштейна, за дальним столиком. Кубинское трио наигрывает джаз, кругом деревья в человеческий рост с резиновыми листьями. Освещается зал свечами. Способ сэкономить под маркой оригинальности. Почему-то везде, куда мы приходим с Татьяной, стоит полумрак. Она прекрасно разбирается в джазе и в винах, так что, судя по всему, привыкла тратить куда больше, чем показывает. Она настояла, что платить будет сама. Я трижды пыталась спорить, но она переспорила. Впрочем, так и лучше. Терпеть не могу просить у Руди денег.
Она прекрасно разбирается в самых разных вещах. Неф поднялся на сцену и заиграл на трубе с сурдинкой. Татьяна зарумянилась и стала еще прекрасней. Мне почему-то кажется, что в прошлом у нее жизненная трагедия. Беспощадная красота бывает помехой счастью — знаю по себе.
— Больше похож на Майлза Дэвиса, чем Майлз Дэвис, — бормочет она.
— Ты о мужике, который первым перелетел через Атлантику? [46]
Она не слышит меня.
— Медная тарелка солнца спряталась за облаками, — бормочет она.
46
Чарльз Линдберг.
Мужчины то и дело обращают на нас внимание. Иначе и быть не может. Татьяна — редкостная птица в этих краях. А что до меня, вы уже знаете, каких мужчин до сих пор прельщает Маргарита Латунская. Даже трубач подмигивает мне из-за своей сияющей трубы. Ей-богу, мне не померещилось. Интересно, каково это — заниматься любовью с чернокожим. С арабами, с косоглазыми, с американцами мне приходилось иметь дело, а вот с неграми никогда.
Входит молодежь — три парочки, садятся за столик перед нами. Им не больше двадцати. Юноши в костюмах, взятых напрокат, наверное. Они стараются выглядеть искушенными. Девушки пытаются держаться непринужденно. У всех получается довольно неуклюже.
Татьяна кивает в их сторону:
— Вот она, молодость и любовь.
В ее голосе слышен сарказм.
— Разве ты не хотела бы оказаться на их месте?
— С чего бы?
— Они такие молодые, красивые, увлечены друг другом. В этом возрасте любят искренно и чисто. Разве ты не согласна?
— Маргарита! Ты меня удивляешь! Мы обе прекрасно знаем, что любви на свете не существует.
— А что же тогда существует?
Татьяна выдыхает сигаретный дым. Слегка улыбается.