Литературный призрак
Шрифт:
Глаза змея превращаются в калейдоскоп — в них вращаются разноцветные огоньки, словно в кристалле Нострадамуса. Ева не в силах отвести от них взгляд.
— Ева, детка, все, что от тебя требуется, — сжать покрепче своими пухлыми губками сочную мякоть этого плода и посмотреть, что из этого выйдет…
Ева закрывает глаза и приоткрывает рот.
Послы со свитой изволили оказать нам с Делакруа честь своим посещением. Дипломаты — разновидность идиотов, которые умеют одно: любезничать наперегонки на публичных церемониях. Уж я-то знаю. Насмотрелась на эту породу, когда вращалась в высших политических кругах. Начальник службы безопасности, атташе по культуре, директор Эрмитажа, главный хранитель Рогоршев — он делает вид, будто не замечает меня, — и многоязычный переводчик сопровождают восьмерку послов. Из каких они стран, я знаю, потому что сама печатала приглашения. Француза распознать несложно: он то и дело прерывает переводчика и сам начинает объяснять остальным. Немец поглядывает на часы. Итальянец — на мою грудь и шею. Англичанин вежливо кивает и у каждой картины восклицает: «Дилайтфул!» Американец с хозяйским видом снимает все на видеокамеру. Австралиец вынимает из внутреннего кармана фляжку и отпивает из нее большими глотками. Еще остались послы из Бельгии и Дании. Кто из них кто, не разобрать, да и какая разница. При каждом — личный телохранитель. Не понимаю, кому пришло в голову, что такие ничтожества нуждаются в охране. Телохранителей я тоже знавала. Гораздо забавнее дипломатов.
Вентилятор жужжит. Но звук его становится все тише…
Татьяна манит меня за собой. Гуси-лебеди несут нас, но ее гусь летит быстрее моего. Он первым ныряет в дымоход, задев лапой закопченную кочергу. На царском челне проплывает Екатерина Великая. Она подпорчена, в грязи и местами порвана. К счастью, у меня с собой бутылка оливкового масла экстра, и я поливаю им пострадавшие места. Императрица, сияя, усаживается, целая и невредимая.
Я склоняюсь перед государыней в низком поклоне.
— А, Маргарита! — говорит она. — Как почивала сегодня? Граф благодарит тебя. Полагаем, ты зело пособила ему вчера.
— Рада служить, ваше величество.
— Есть одно щекотливое обстоятельство, госпожа Латунская.
— Слушаю, ваше величество.
— Нам известно, что ты у нас из-под самого носа крадешь наши картины. Доселе мы сквозь пальцы смотрели на твои проделки, поелику мы с тобой, госпожа Латунская, одного поля ягоды. А твой вкус и отменное чувство стиля премного нас восхищают. Видит бог, долг женщины — ловить за клюв удачу, коли та сама в руки идет. Однако же мы почитаем за своевременное предупредить тебя, Маргарита. Во дворце ныне неспокойно. Нити заговора заглазно плетутся. Посему пора рвать когти. Ежели позаришься еще на одну картинку, то заплатишь за нее ценой таких страданий, о которых и помыслить не можно.
Я просыпаюсь оттого, что чувствую на себе чей-то взгляд: за мной наблюдает один из этих типов, любителей подглядывать.
— На кого пялишься, ублюдок?
Он затрусил прочь, раз или два посмотрев через плечо.
Не понимаю, отчего меня сегодня так клонит в сон. Наверное, из-за погоды. Гроза прошла стороной, не разогнав духоты. Сидишь как в бытовке со швабрами и тряпками.
Мы с Руди предоставляем друг другу полную свободу. Не надо принимать видимость за сущность! Руди — неограненный бриллиант, а наша любовь — чувство глубокое, прочное, подлинное. До Руди все мои любовники были старше меня, они меня защищали и опекали. Не стану отрицать, что Руди затронул во мне материнскую струнку. Но вся эта чушь собачья, что женщина должна принадлежать одному мужчине и на других даже не поглядывать, вся эта дребедень канула в прошлое вместе с двуличным поколением моей матери, и слава богу! Если моя мать действительно так думала, то как могла появиться на свет я? Мы с Руди продолжаем встречаться с разными людьми самым непринужденным образом, и это ровным счетом ничего не значит. У Руди такая работа, что присутствие рядом красивой женщины необходимо для имиджа. Я ничего не имею против. Он не может успешно вести бизнес, не имея соответствующего имиджа. Только не подумайте, что я для этой роли уже не гожусь — стара и непривлекательна. Нет, просто я в эти игры уже наигралась, мне больше неинтересно. Меня Руди обычно знакомит только с теми своими друзьями, которые принадлежат к самому избранному обществу и, разумеется, очень, очень богаты. Руди знает, что я привыкла блистать в обществе, и не хочет, чтобы я сгнила взаперти. Друзья Руди часто наведываются в Петербург по делам, и, естественно, им не помешает общество красивой женщины, которая знает город. Руди хорошо известно, что мой талант — очаровывать мужчин, окутывать атмосферой блаженства. Они бурно выражают Руди свою благодарность, в том числе и в денежной форме, и Руди иногда выплачивает мне компенсацию за потраченное время, но, видит бог, материальная заинтересованность тут ни при чем. Вообще это все пустяки. Руди знает, что он — мой единственный мужчина, а я знаю, что я — его единственная женщина.
Весь вечер торчу в кабинете главного хранителя Рогоршева, жду. Открыла окна, включила вентилятор, но все равно обливаюсь потом, белье прилипло к телу. В сумраке поблескивает огонек на кончике сигареты.
Няма, моя кисонька, умирает с голоду. А Руди придет поздно. А господин Сухэ-батор никогда не подходит к телефону. Ох уж этот господин Сухэ-батор. Странная личность. Я почти не вижу его. После того как я смирилась с его внезапным появлением в доме, я перестала его замечать. Он бесшумней, чем Няма. Очень часто я думаю, что его нет дома, и сталкиваюсь с ним в коридоре. Или, наоборот, стучусь к нему в комнату, не сомневаясь, что он дома, а там — никого. Я ни разу не видела, чтобы он ел что-нибудь или пользовался туалетом! Правда, он пьет много молока — стакан за стаканом. Уходя, закрывает дверь беззвучно. Когда я спрашиваю его о семье или о Монголии, он вроде бы отвечает, но когда потом я пытаюсь вспомнить, что же он сказал, оказывается — ровным счетом ничего. У меня сильная интуиция, а моя бабушка знала кой-какие заклятия. Обычно я вижу людей насквозь, но Сухэ-батор — человек-невидимка. Внешне он привлекателен, хотя лицо немного хищное, с полувосточными чертами. Интересно, какого типа женщины ему нравятся? Дикие азиатки или утонченные европейки? Или он, как Джером, не интересуется женщинами? Вряд ли. С виду он настоящий мужчина. Интересно все-таки, что за страна — Монголия? Надо будет расспросить его, пока не уехал.
В кабинете звонит телефон. Я предоставляю новому автоответчику главного хранителя ответить на звонок.
— Маргарита? Это Рогоршев, твой зайка. Ты там? Сними трубку… Не сердись на меня, ты не представляешь, как я страдаю.
Это меня совершенно не трогает. Снова закуриваю.
— Я забыл предупредить тебя, что сегодня у моей жены юбилей. Я обещал сводить ее и детей на новый фильм. Показывают какую-то чушь про динозавров… Мне ужасно жаль, моя сладенькая! На следующей неделе, да? Ты там или нет? Ну, пока… Надеюсь, ты услышала мое сообщение…
Ясно. Значит, зря наводила красоту. Пустая трата времени. Пустая трата денег. Мужчины не представляют, сколько стоит пристойная косметика. Вот бы в кинотеатре случился пожар и маленькие Рогоршевы превратились в жареные чипсы. Я бы их с удовольствием схрумкала, как скоро схрумкаю их папашу.
Начальник службы безопасности, не выключая радио, читает газету на спортивной странице и заедает бутербродом размером с кирпич, который истекает красным вареньем.
— Добрый вечер, госпожа Латунская! — сладко говорит он, — Как поживаете? Хорошо? Задержались по делам в кабинете главного хранителя?
Он поправляет яйца в штанах. Сукин сын. Жирная сволочь.
— А как ваши дипломаты, остались довольны? — спрашиваю я.
— А как же! Мы им такое показали, что будет о чем посудачить с любовницами!
Он смотрит на меня долгим взглядом.
Закуриваю. «Скоро тебе конец, жирная сволочь. Наслаждайся жизнью, пока есть время. В конце месяца ты уже будешь в тюрьме».
— На следующей неделе будут натирать паркет. Хозяин фирмы-подрядчика только что позвонил главному хранителю Рогоршеву, подтвердил. Все как обычно. Только на этот раз хозяин фирмы сам придет, чтобы проверить, как работают механические полотеры.
Начальник службы безопасности поворачивается на вращающемся стуле и смотрит на доску для записей:
— Все верно.
В угоду Руди выстукиваю на собственной двери этот дурацкий условный сигнал, но дома никого нет. Ни господина Сухэ-батора, ни Руди, ни даже маленькой Нямы. Принимаю душ, чтобы смыть дневной пот и макияж. Зеленые тени и персиковые румяна исчезают в сливном отверстии. В ванной очень чисто: господин Сухэ-батор всегда наводит за собой порядок. Он даже за мной наводит порядок. Не доверяю я мужчинам-аккуратистам. Джером — еще один такой же. Предпочитаю нерях вроде Руди. Заставляю себя съесть крутое яйцо и сажусь у окна, смотрю на Фонтанку. Проплывает прогулочный катер с туристами на борту. Мне чудится, что среди них — мои сын и дочка, они чему-то смеются. Светловолосые детишки. Хочется выйти, но не знаю, куда пойти. У меня, конечно, полно друзей по всему городу. Еще можно сесть на ночной поезд и махнуть в Москву к кому-нибудь из друзей по театральному прошлому. Сто лет не была в Москве. Меня уговаривают приехать, а я все — подождите да подождите. Надо будет пригласить всех в Швейцарию. Когда устроимся, конечно. Будут жить в гостевом домике, который я непременно построю. Они просто позеленеют от зависти! Я решила поселиться непременно возле водопада, чтобы каждый день пить свежую талую воду. В питерской воде столько металлов, что ее можно намагнитить! Курочек разведу, обязательно. Почему у меня слезы текут?
Да что сегодня со мной происходит? Может, хочу мужчину? Надеть бы красные чулки в сеточку, новый бархатный костюмчик, который Руди подарил мне на прошлой неделе как дополнительный подарок ко дню рождения, и подцепить парнишку-байкера в кожаной куртке и кожаных штанах, с ежиком густых волос и квадратной челюстью. Просто так, забавы ради. Сто лет этого не делала. Руди не будет против, особенно если не узнает. У нас с ним современные свободные отношения, я уже говорила.
Но нет. Если я кого и хочу, то только Руди. Мне нужны его плечи, его руки, его запах, его ремень. Мне нравится, когда его пряжка впивается мне в живот, хоть это и немного больно. За окном — большой город, крыши, шпили, трубы, купола… Где-то там Руди, он думает обо мне.