Литературный театр
Шрифт:
На сцене, впереди – трое.
Первый.
В больные дни распада чувств и воль,
когда себя теряешь без стесненья,
есть высшее и мудрое прозренье –
есть слово утешительное: волхв.
Второй.
Когда в пустыне образ свой и след,
и всё, чем был, и всё, чем есть, рассеешь, –
лишь
зажгут в окошке путеводный свет.
Третий.
И ты бредёшь с надеждой и тоской
на этот свет, где с пользой или втуне,
но доброту и мудрость Сакья-Муни
соединяют с мудростью людской.
Первый.
И ты идёшь на кроткий свет окон:
там гордый труд, там можно слиться с теми,
кто честно донесёт на наше время:
всё донесёт до будущих времён.
Третий.
И ты летишь, простив иль не простив
своим утратам, лёгок и свободен,
на этот свет: так вечна мудрость их,
так их язык свободен и правдив,
так свет в окне их вечно путеводен.
Пока идёт чтение этих отрывков из поэмы «Волхвы», другие участники (на заднем плане) организуются в три группы людей с книгами – по два-три человека в каждой группе. Теперь они выходят на первый план (сначала первая группа, затем вторая, третья).
Первая группа (вместе).
Но что мы оставим, учитель, чем станем,
когда мы исчезнем, в безвестности канем?
Вторая группа (реплики).
– Доносы,
– войны,
– и возможность, разрушив храм, вползти к верхам,
– генеральство,
– и вельможность,
– и всё, чем жив вельможный хам,
Вместе. Не для волхвов, не по волхвам.
Третья группа (реплики).
– В часы обид и дни напраслин,
- в минуты бедствий и напастей,
Вместе. Как ни были б они тяжки, -
– есть наш приют
– и наше счастье:
– удел волхвов – ученики
– и книги,
– рукопись
– и паства.
Все три группы как бы объединяются в чтении следующих стихов.
– И затаённо, но пребудет
всё, что живёт для чёрных буден,
а не для светлого потом.
– Как слёзен мир
- и как он труден!
– Спасти его!
– Трудом иль чудом.
Все, кто на сцене. И если не волхвы – то кто?
Пауза.
Скандируя: «Всё, что живёт для чёрных буден, а не для светлого потом».
Все уходят. Темнеет.
Дочь губернатора
От театра. Илья Габай не был историком – он преподавал литературу и русский язык, Но историю знал прекрасно, и исторические образы, ассоциации постоянны в его произведениях.
Свет.
Авторский голос.
Поэты слепы и в потерях,
Не ведают скорби потерь.
Я думаю так: не Гомера ль
Пленительность в сей слепоте.
В середине сцены появляется лёгкая, воздушная девушка, назовём её, как у Гомера, Афродитой. С двух сторон условный гомеровский персонаж (назовём его Зевс) и читатель – наш современник.
Афродита.
Ранил меня Диомед, предводитель аргосцев
надменный,
Ранил за то, что Энея хотела я вынесть из боя,
Милого сына, который всего мне любезнее
в мире.
Зевс.
Милая дочь! не тебе заповеданы шумные брани.
Ты занимайся делами приятными сладостных
браков.
Афродита.
Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;
Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!
Читатель.
Девочка! Тебе-то зачем эта Троя?