Литерный эшелон
Шрифт:
– Мы получили образцы местной флоры, и куда сложнее – фауны. Даже поймали животинку, которую мы назвали орнитолепусом – зайца крылатого, зайцептицу. существо обитающее на полях этой планеты, ведущее земной, но способное перелетать до пятидесяти саженей…
– Летающий заяц?.. – спросил кто-то. – А зачем это ему?.. Вы же ранее говорили, что хищников не обнаружено?
– Хищников действительно замечено не было, – согласился профессор. – Но земная кора там крайне подвижна и возможность перелетать через овраги или реки – нелишняя. Но не это самое интересное. Из него мы приготовили мизерное жаркое. Мясо оказалось съедобным и даже вкусным. В клетках орнитолепуса имеются аналоги белков, и нуклеинов. Можно положить, что существа на этой планете и на нашей, произошли из одного источника.
– Божественный промысел?
– Очень может быть…
Лихолетов поинтересовался:
– А пришельцы с корабля?..
– Нет, они, безусловно, другие… Другая структура клеток…. Нам неизвестно откуда они, что делали на земле. Было мнение, что летели в Тибет, к Шамбале, но не рассчитали, упали в Сибири.
– Интересно все же что они тут делали?.. Проверяли всходы на своих посевах?..
Лихолетов видимо так хотел подумать это, но так получилось, что произнес это вслух.
Все замолчали, срезало будто даже дыхание.
Что ж это выходило: сейчас, в холодильниках Аккума лежали потомки тех, кто некогда заронил на Земле жизнь…
Не думать… Об этом пока лучше не думать…
Зима
…Андрей заложил крутой левый вираж, вся конструкция аппарата застонала, ручка задрожала мелкой дрожью. Но германский «Фоккер» легко повторил маневр.
– Твою матушку, – ругнулся Андрей. – И черт бы тебя подрал, окаянного.
Германец атаковал его просто – зашел со стороны солнца в хвост, дал очередь. И, верно бы сбил бы Андрея, если бы тот, в момент, который мог бы легко стать последним в жизни, не обернулся назад.
Данилин дал ручку на себя, аэроплан пошел вверх, пилота стало вжимать в сидение. Восьмидесятисильный «Руссо-Балт» завыл натужно, дал густую копоть. Штабс-капитан нажал на гашетку, начал палить просто в небо. Стрелянные гильзы застучали по обшивке «Фоккера». Немец вздрогнул, отвернул, полагая, что столкнулся с аэропланом, вооруженным пулеметом в задней полусфере.
Затем немец осмотрелся, понял, что пробоин на обшивке не имеется, что он попался на уловку. Но было поздно. Русский аэроплан кружил невдалеке. Немец показал русскому кулак. Андрей только криво улыбнулся, меняя обойму на пулемете.
После – резко развернул машину, направив ее на германца. Тому лишь оставалось повторить маневр. И несколько десятков секунд аэропланы летели друг навстречу другу. Данилину хотелось стать маленьким. Он вжимался в свое сидение, прятался за двигателем, голову опустил так, что почти не осталось обзора.
Немец палил из своего «Шпандау». «Гочкис» Андрея молчал до последнего момента – пилот дал лишь короткую очередь, но, как и германец промазал.
Казалось: столкновения не избежать, и два аэроплана, совершенно маленькие для неба того дня не разминуться, сгинут в столкновении. Но нет, у германца нервы оказались послабей – он отвернул влево и вниз, ушел с потерей высоты не захотев подставлять брюхо «Фоккера» под пулемет противника. Данилин же ушел вверх, и тут же повернул назад. С пикирования догнал противника, дал широкую очередь, вспоров обшивку крыльев.
Пилот погиб мгновенно.
«Фоккер» сорвался в пике и через несколько секунд превратился в груду обломков на земле. Андрею оставалось только сделать круг и зайти на посадку.
По кочкам полевого аэродрома аэроплан катился подпрыгивая. Наконец, стал в конце летного поля.
Андрея уже ждали.
– Поздравления наши примите! Победу вашу мы подтвердим… Недостатка в наблюдателях нету здесь. Лихо вы его!
– До скольки б вы ручку не отворачивали-то? – спросил Брусин.
Андрей печально улыбнулся:
– До сколько? Да я совсем не собирался ее отворачивать – уж больно меня германец разозлил.
С аэродрома на авто отправились к сбитому немецкому аэроплану.
– Вам был нужен даймлервский мотор? – спросил Андрей у Брусина. – Забирайте.
Мотор, впрочем, оказался оберурзелевским…
Вторую победу Андрея успешно отметили, пожелали авиатору дальнейших успехов. Но не пили и спать разошлись рано: на следующий день были назначены полеты.
Но ночью натянуло тучи, задождило. Потом, разу без перерыва из тех же туч пошел снег.
Началась зима.
Ударили морозы, грязь на летном поле схватилась безобразными комками.
Катапульта системы Хорунжего простаивала: рядом с аэродромом замерзла река. С нее можно было прекрасно взлетать, даже когда аэродром замело снегом по пояс.
С помощью Данилина Хорунжий написал статейку в военную газету, но статью не опубликовали, а самого техника перевели куда-то в тыл.
Пилотам аэропланов было несладко: в открытой кабине ветер проникал под одежду, выдувал все тепло. Очки сперва запотевали, потом покрывались инеем, и летать приходилось часто по памяти, наугад.
Сабуров, в связи с тяжелыми погодными условиями запрещал полеты, отпускал пилотов в отпуска.
Немного лучше дело обстояло на «Скобелеве». его гондола была закрытой, обогревалась горячими выхлопными газами. Но баллон покрывался льдом, дирижабль становился тяжелее, неповоротливей.
Лишь в середине января Сабуров увел дирижабль в Петроград, взяв по пути Андрея.
«Скобелев» стал на плановый ремонт в ангар.
Туда, взяв сына, раз зашел Данилин.
Дирижабль он нашел в полностью разобранном состоянии: баллоны были сдуты и скатаны, моторы разобраны. В бадьях с керосином механики промывали маслопроводы, заросшие жирной сажей узлы.
Сама гондола тоже претерпела изменения: раньше бомбы грузили в багажный отсек, а после сбрасывали в открытый задний люк, как на иных миноносках сбрасывают мины в кильватер. Теперь же под фюзеляжем имелось шестнадцать бугельных креплений. Сам салон, где некогда над «Ривьерой» пили чай и более крепкие напитки, и еще несколько комнат были просто уничтожены. Пол отсутствовал, зато к потолку как раз рабочие крепили пока непонятные Андрею кронштейны.
– Перевооружаетесь? – спросил Андрей.