Литерный эшелон
Шрифт:
– Ну, вот и все! – улыбнулся Антип. – Это был славный бой, достойная смерть анархиста. Прощай…
Пашка хотел что-то сказать Антипу возвышенное.
Но не успел.
Антип приложил ствол револьвера к виску, нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Крови стало еще больше.
Павел из рук товарища достал оружие, взял ствол в рот.
Ствол был горячим и кислым…
НЛО
…Феоктист-то – добрый мужик был, хоть и жил на отшибе, гостям всегда был рад. Да вот беда – помер три года назад. Полол капусту, да сердце, наверное, не выдержало. Упал промеж грядок.
Может, был бы кто рядом – спасли бы человека. А так – умер старик. Его плоть клевали птицы, до костей рвали звери, что-то досталось и муравьям. Даже капусту погрызли зайцы. Когда Пахом зашел – оставалось лишь похоронить скелет. Это было сделано тут же – между обгрызенными кочерыжками.
Хозяйство, ясен-пень, пришло в упадок. Земля, отвоеванная с таким трудом у леса, потихоньку зарастала. Впрочем, дом стоял крепко.
Пахом переночевал в Феоктистовой заимке. Спал чутко, с заряженным ружьем у бока, просыпался от каждого шороха. Впрочем, ничего особенного и не было.
Позавтракав вместе с зарей, Пахом снова пустился в дорогу. Впереди лежал край Багуновой или Ульяновой пади. В иное время охотник обошел бы ее стороной – место недоброе, кто заходил в него – часто не возвращался. А кто все же выходил – говорил, мол, чертей видел и всякую другую непотребность.
У холма, за которым падь начиналась, Пахом присел. Набрал в манерку водицы – пить воду из реки в Багуновой пади было дурной приметой. Очень дурной.
Затем горсть с водой поднес ко рту, втянул влагу. Думал: а вдруг попик был прав, вдруг полынь уже в водах, и черти летели к своим…
Но нет, вода была самой обыкновенной. Ободренный этим, Пахом вошел в падь. В ней дул ветер – это было знаком скорее добрым.
Через долину Пахом прошел без остановок, до обеда сделав верст десять. Спешил, шел не оглядываясь, словно черти за ним гнались. Думал: оглянешься – лет на десять постареешь, остановишься, присядешь – так и вообще найдут тебя лет через сорок. Если найдут вовсе.
Ну а далее…
Далее начинался безымянный лес, тайга обыкновенная, со зверьем часто непуганым, вечно голодным. Но Пахом выдохнул с облегчением – к такому он был как раз привычен.
Посмотрел на солнце – оно только перевалило через зенит, до заката можно было пройти далече. Пообедал не так чтоб плотно, попил водицы и снова двинулся в путь.
Он шел, сверяя путь по солнцу, по проплешинам, ожогам на траве, деревьях. Казалось странным, что не вспыхнул пожар. Впрочем, после недавнего дождя лес не успел отойти, пропитаться жарой.
Летний день был долог, но и он шел к своему завершению. В лесу темнело рано, как на зло появился туман.
Когда Пахом подошел к малиннику, он уже думал о месте для ночевки.
Но все только начиналось: где-то недалеко взлетела испуганная птица, что-то зашумело в кустах.
Пахом снял ружье с ремня, взял его на изготовку, прислушался, затаив дыхание,
Что-то двигалось в малиннике – небольшое, но достаточно тяжелое.
И оно приближалось.
Пахом топнул ногой:
– А-ну кыш, окоянный!
Снова ответом был шум, уже ближе.
Пахом выстрелил поверх малинника. Тут же выбросил стреляную гильзу. Она, дымясь, упала на мох. Новый патрон был вставлен в ствол, дослан затвором.
Чтобы не было в кустах, выстрел его не испугал. Напротив – нечто двигалось на старика.
Пахом вскинул «берданку» к щеке – что-то синее мелькнуло в кустах.
Видно его было лишь долю секунды, но Пахому этого хватило. Он выстрелил. Еще до того, как в кустах упало тело, перезарядил винтовку.
Но это было лишним – стало тихо. Лишь ветер шумел где-то далеко.
Аккуратно ступая, Пахом пошел по малиннику. Шагов за десять нашел свою жертву.
Останавился, осмотрел ее. Пробормотал под нос.
– Ото такое… Синий черт.
Существо совсем не было страшным – худосочное, синего цвета, с кожей тонкой, полупрозрачной, высотой, может в полтора аршина. Однако Пахом почти не сомневался, что убил черта. Известно ведь: не так страшен черт, как его малюют.
Всех тварей в этой области он знал. Эта ему встретилась в первый раз. Немного смущало, что черти прилетели по небу, а не вылезли из-под земли. Но это были мелочи.
Пахом прошел по малиннику, по лесу. Туман сгущался, темнело.
Наконец, Пахом из леса вышел на поляну.
Вдруг, как по заказу подул ветер, сметая туман.
Стало видно далеко…
– Мать-честна! – пробормотал Пахом.
Вдали, наклоненная на бок, лежала огромная металлическая тарелка. Наверняка она когда-то была летающей, но время это безнадежно прошло…
Качели
В Москву заползала жара. Гимназии и институты закрывались на каникулярное время, отцы семейств нанимали шарабаны и брички, для того чтоб откочевать из города прочь, на летние дачи.
Собиралась из Москвы и семья Стригунов. Во дворе уже стояла повозка, в которую отец семейства и дворник сносили подготовленные в дорогу вещи.
– Осторожнее, осторожнее с бумагами! – пугал дворника Виктор Спиридонович. – Не уроните – они ценные и очень ветхие!
– Papa, а мои книги вы не забыли?..
– Да если и забыли, что за беда? Мои книги почитаешь.
– Там же нет картинок! И они такие пыльные!
Но отец, пожав плечами, отправлялся вверх, за очередной порцией сумок.