Литума в Андах
Шрифт:
– Далеко не уйдешь, приятель.
– Ты и не ушел далеко, – подытожил, зевая, Литума. – Я хочу спать, Томасито, у меня глаза слипаются, твой рассказ нагнал на меня сон.
– Теперь я был хорошо вооружен, – не слушал его Карреньо, – мне было чем защищаться.
– Что здесь происходит? – раздался сзади голос шофера.
– Ничего, ничего, сейчас поедем.
– Как это ничего? – воскликнул шофер. – А это?.. Кто вы такой? Почему…
– Спокойно, спокойно, тебя это не касается. – Томас вытолкнул его наружу.
Пассажиры уже вышли из «доджа» и теперь окружили Мерседес, засыпая ее вопросами. Та только разводила руками, трясла головой и на грани истерики повторяла: «Не знаю, не знаю, ничего не знаю».
Карреньо швырнул пистолеты и автоматы на сиденье и приказал шоферу сесть за руль. Потом взял Мерседес за руку и заставил
– А нас вы что же, оставите здесь? – возмутилась сеньора.
– Вас кто-нибудь подберет, не беспокойтесь. Со мной вы не можете ехать, подумают, что вы мои сообщники.
– Тогда и мне позвольте остаться с ними, – запротестовал шофер, уже успевший сесть на свое место.
– А какого черта ты решил прихватить с собой шофера? – снова зевнул Литума. – Тебе было мало Мерседес?
– Ни я, ни моя жена не умеем водить машину, – объяснил Карреньо. – Давай трогай. Дави на газ!
Часть вторая
VI
– Ну что ж, пожалуй, пора отправляться, – сказал капрал Литума, прикинув, что, если выйти прямо сейчас, можно вернуться в Наккос до сумерек.
– Ни в коем случае, дружище. – Высокий светловолосый инженер сердечно улыбнулся и широко раскинул руки, преграждая дорогу. С самого появления Литумы в Эсперансе он был с ним очень любезен. – Вас может застать в дороге ночь, а это опасно. Оставайтесь здесь, перекусите, поспите, а рано утром Франсиско Лопес подбросит вас на своем джипе в Наккос.
Другой инженер, смуглый брюнет, которого все называли Пичин, тоже предложил остаться. Литума не стал спорить и решил провести в их доме еще одну ночь. Если разобраться, то и впрямь было бы неблагоразумно идти в темноте одному по здешним пустынным местам, а кроме того, если он останется, то сможет еще раз увидеть и послушать гринго, гостившего сейчас в Эсперансе. Этот гринго, исследователь или что-то в этом роде, понравился ему с первого взгляда. Был он бородатый, с взлохмаченными длинными волосами, какие Литуме доводилось видеть только на картинках, изображавших библейских пророков и апостолов, да у некоторых сумасшедших полуголых нищих на улицах Лимы. Но гринго отнюдь не был сумасшедшим, он был ученым. И вместе с тем был простым и дружелюбным человеком, к тому же настолько наивным, что можно было подумать, он упал прямо с неба на нашу грешную землю: он совершенно не боялся – не осознавал? – опасности, которой подвергался во время нападения терруков. Инженеры называли его Профи и иногда Скарлатиной.
Записывая показания, составляя список того, что унесли с собой терруки, и оформляя протоколы для страховой компании, Литума слушал, как инженеры подшучивали над Профи, расписывая, что сделали бы с ним сендеристы, если бы он попал им в руки, если бы они узнали, что у них под носом, в водонапорной башне, укрылся «агент ЦРУ». Профи поддерживал их розыгрыши и шутки. В том, что касается творимых тут зверств, он мог и поучить терруков, жалких дилетантов, которые и убивать-то умеют только пулей, ножом или булыжником, в сущности, самыми нехитрыми способами, если сравнить их с искусством древних перуанцев, выработавших изощреннейшие формы убийства. Даже древние мексиканцы не идут ни в какое сравнение с ними, хотя историки всего мира и устроили заговор молчания о вкладе перуанцев в культуру человеческих жертвоприношений. Всему миру известно, как ацтекские жрецы на вершине своих пирамид вырывали сердца у пленников, захваченных во время победоносных войн, но многие ли слышали о поистине религиозной страсти индейцев чанка и уанка к человеческим внутренностям, о том, как с помощью тончайшей хирургии они извлекали у своих жертв печень, мозги и почки, которые потом поедали с соответствующими церемониями и запивали отличной маисовой чичей? Инженеры подтрунивали над ним, он подтрунивал над инженерами, а Литума, занимавшийся своими протоколами и рапортами, не пропускал ни одного слова из их разговора. Ему хотелось бросить все свои бумаги, сесть поближе и уйти с головой в их веселую болтовню. А главное – получше рассмотреть этого человека.
Действительно ли он был гринго? Если судить по его светлым глазам и светлым с проседью волосам, то похоже, что так. Да и по пиджаку в белую и красную клетку, такому безвкусному и совершенно не подходившему к джинсовым брюкам и рубашке и альпинистским ботинкам, –
В лучшие времена, рассказали ему инженеры, в Эсперансе в шахты спускалось более ста шахтеров, а теперь там работало едва ли тридцать. И по тому, как шли дела, особенно с падением цен на металлы, можно было ждать, что шахту вообще скоро закроют, как в Серро-де-Паско и Хунине. Пока же ее поддерживали скорее из принципа. Шахтерский поселок стал похож на поселок строителей дороги в Наккосе: маленький, сплошь деревянные бараки, и только два каменных дома, в одном размещалась контора, в другом останавливались инженеры, когда приезжали на шахту. В крыле этого дома жил управляющий (сейчас его не было, он повез раненого в Уанкайо). В этом же доме отвели комнату Литуме, в ней была кровать, керосиновая лампа и умывальник. Из небольшого оконца виднелись водонапорные башни, расположенные между бараками и входом в шахту: два высоких резервуара, опоясанных железными лестницами, на каменных опорах. Один из них был пустой, воду спустили из-за проводившейся раз в году чистки, в нем-то и спрятались инженеры и профессор, когда в поселок нагрянули терруки. Там они просидели, дрожа от холода и страха – а может, они и там вполголоса перебрасывались своими шуточками? – три часа: ровно столько времени понадобилось налетчикам, чтобы вступить в перестрелку с полдюжиной охранников и обратить их в бегство, ранив при этом одного и убив другого из группы, которой командовал Франсиско Лопес, и чтобы очистить склад и медпункт, забрать всю взрывчатку, запальные шнуры, лекарства, сапоги, одежду и обратиться потом с торжественной речью к шахтерам, которых для этого вывели из бараков и построили на освещенной ацетиленовыми лампами площадке.
– И знаете, капрал, о чем я всегда буду вспоминать, что произвело на меня самое сильное впечатление во всей этой истории? – спросил светловолосый инженер, которого Пичин называл Бали. – Не страх, не грабеж, не даже смерть бедняги охранника, а то, что никто из шахтеров нас не выдал.
Все они уже сидели за большим столом и закусывали. Аппетитный запах еды разливался по пропитанной сигаретным дымом комнате.
– А ведь стоило кому-нибудь из шахтеров просто показать пальцем или кивнуть головой в сторону резервуаров, – согласился Пичин, – и мы, считайте, уже прошли бы революционный суд и сейчас гуляли бы в раю, верно, Бали?
– Мы с тобой попали бы в ад, Пичин. А вот Профи отправился бы на небо, это так. Потому что, вы только представьте, капрал, Скарлатина еще ни разу не совершил первородного греха.
– Да я никогда не позволил бы себе такого свинства – оставить вас, – возразил профессор. Литума напрягся, стараясь уловить хоть малейший иностранный акцент. – Я бы отправился с вами в геенну огненную.
Пока профессор готовил еду для всех, оба инженера, Франсиско Лопес и Литума выпили по рюмке душистого писко из Ики; по телу Литумы разлилась приятная теплота, голова стала восхитительно легкой. Профессор и впрямь устроил настоящий пир: суп из сухого картофеля и бобов с кусочками куриного мяса и рисовая запеканка. Пальчики оближешь! И ко всем этим яствам холодное пиво, что окончательно привело Литуму в прекраснейшее расположение духа. Вот уже несколько месяцев ему не приходилось так вкусно поесть. Он был под таким впечатлением от обеда, что после того, как сел за стол, почти не вспоминал ни о пропавших в Наккосе, ни о ночных исповедях Томасито – двух вещах, которые, как он теперь понял, заполняли в последнее время всю его жизнь.
– И знаете, капрал, почему я все время думаю о поведении наших шахтеров? – вернул его к здешним событиям инженер Бали. – Да потому, что они преподнесли нам урок. Пичину и мне. Мы думали, что все они в сговоре с терруками. А на самом деле именно благодаря им, их молчанию, мы остались живы.
– Живехоньки и здоровехоньки, твою мать, да и рассказать есть что в теплой компании, – весело заключил Пичин.
– Чего-чего, а приключений здесь на всех хватит. – Профессор поднял стакан с пивом. – Вы считаете, что обязаны жизнью вашим рабочим, которые вас не выдали. Но на самом деле вас спасли духи этих гор – апу, вот что я вам скажу. А они благоволили вам только из-за меня. Подвожу итог: вас спас.