Литума в Андах
Шрифт:
Они выехали из Уануко на час позже, уже около шести, в стареньком «додже». Им достались передние места, около шофера. На заднее сиденье втиснулись четыре пассажира, среди них одна сеньора, которая на каждом ухабе охала: «Ох, господи». На шофере была вязаная шапочка, натянутая низко на лоб и уши, рот и нос были прикрыты шарфом, так что видны были только глаза. Он включил радио на полную мощность, поэтому Карреньо и Мерседес могли разговаривать, не опасаясь, что их услышат. По мере того как машина углублялась в Кордильеру, радио работало
– И ты, конечно, воспользовался теснотой, чтобы потискать ее, – прокомментировал Литума.
– Ты говоришь со мной, только чтобы иметь предлог поцеловать меня в шею, – сказала она, в свою очередь прижимаясь губами к его щеке.
– А тебе не нравится? – Он медленно прошелся губами вокруг ее уха.
– От всех этих обжиманий в машине только яйца болят, – поучительно сказал Литума.
– Мне щекотно, – засмеялась она. – Шофер подумает, что я какая-то дурочка – смеюсь, не переставая, всю дорогу.
– А все потому, что ты несерьезно относишься к любви, – снова поцеловал ее Карреньо.
– Обещай мне, что никогда в жизни не наденешь больше полицейскую форму, – сказала Мерседес. – Ну хотя бы пока мы вместе.
– Я сделаю все, о чем ты меня попросишь, – нежно ответил Томас.
– И посмотри, что из этого вышло, – вздохнул Литума. – Ты снова щеголяешь в форме, и здесь тебе даже не на что сменить ее. Так и умрешь в сапогах. Видел этот фильм?
Карреньо обнял Мерседес за плечи и прижал к себе, стараясь смягчить тряску. Быстро стемнело, и сразу же похолодало. Они натянули альпаковые свитера, купленные в Уануко, но холод все равно пробирал: в треснувшее стекло задувал ледяной ветер. Шофер в конце концов выключил радио, его уже совсем невозможно было слушать, и, стараясь говорить как можно громче и отчетливее сквозь толстый шарф, сказал:
– Не думаю, что с нами что-нибудь случится. Но должен вас предупредить: в последнее время на этой дороге было много случаев нападения на машины.
Никто из пассажиров не отозвался на его слова, но атмосфера в машине сгустилась, как закисающее молоко. Карреньо почувствовал, как напряглась Мерседес.
– А еще более вероятно, Томасито, что нас обоих отправят на тот свет в полной форме. Тебе не надоело дожидаться этого? Не думаешь иногда: уж хоть бы они пришли поскорее и кончилась бы эта война нервов?
– Что вы хотите этим сказать? – заговорила после долгого молчания сеньора, стенавшая на ухабах. – Нам грозит опасность?
– Надеюсь, что нет, – ответил шофер. – Но я обязан вас предупредить.
– А если нападут, что тогда? – спросил другой пассажир.
– Тогда лучше ни в чем не перечить им, – откликнулся шофер. – Во всяком случае, я вам так советую. Те, кто нападает, вооружены и держат пальцы на спусковом крючке.
– Стало быть, мы, как овечки, отдадим им все, что у нас есть? – В голосе сеньоры сквозило раздражение. – Все отдадим и останемся ни с чем? Прекрасный совет,
– Если вы хотите быть героиней, дело ваше, валяйте, – ответил шофер. – Я сказал только то, что думаю.
– Вы запугиваете пассажиров, – вмешался Карреньо. – Одно дело давать советы, а другое – нагонять страх.
Шофер немного повернул голову, чтобы взглянуть на него.
– Я не собираюсь никого запугивать. Просто я сам пережил три нападения, и в последний раз мне разбили кувалдой колено.
Снова наступило долгое молчание, нарушаемое только шумом мотора да скрежетом корпуса машины на выбоинах.
– Почему же вы не бросите такую опасную работу? – подал голос пассажир, до сих пор не принимавший участия в разговоре.
– По той же причине, по которой вы едете в Лиму на машине, зная, что дорога опасна. По необходимости.
– Зачем только я поехала в Тинго-Марию, зачем приняла приглашение этой скотины? – прошептала Мерседес на ухо Томасу. – Дела мои шли совсем неплохо, могла покупать себе наряды, выступала в «Василоне», ни от кого не зависела. А сейчас меня преследуют, и вдобавок я оказалась связанной с фараоном.
– Такая уж у тебя судьба. – Карреньо снова поцеловал ее за ухом и почувствовал, что она вся дрожит. – И хотя в это трудно поверить, но именно сейчас начинается лучшая пора в твоей жизни. И знаешь почему? Да потому, что теперь мы будем вместе. Хочешь, я скажу тебе еще кое-что?
– Я все жду от тебя чего-нибудь, что поможет мне переносить вынужденный пост, – ну, как ты ее трогал, щупал, что ты с ней делал в постели, а тебя все заносит в романтику, – пожаловался Литума. – Ты неисправим, Томасито.
– Что? – прошептала она.
– Мы будем вместе, пока нас не разлучит смерть! – Он слегка укусил ее за ухо, она громко засмеялась.
– У вас случаем не свадебное путешествие? – покосился на них шофер.
– Оно самое. Мы только что поженились, – тут же подтвердил его предположение Карреньо. – Как вы догадались?
– Шестое чувство. – Шофер засмеялся. – Уж больно часто вы целуетесь.
Пассажир на заднем сиденье тоже засмеялся, а другой пробормотал: «Поздравляю новобрачных». Карреньо обнял Мерседес, притиснул к себе и шепнул:
– Для других мы уже муж и жена. Ты теперь никогда не сможешь уйти от меня.
– Если ты не перестанешь меня щекотать, я поменяюсь с кем-нибудь местами, – также шепотом ответила она. – А то я описаюсь от смеха.
– А знаешь, я бы, пожалуй, отдал бы все на свете, чтобы посмотреть, как писает какая-нибудь девица, – раздумчиво проговорил Литума. – Никогда раньше мне не приходило это в голову. А теперь вот ты меня навел на эту мысль, а вокруг ни одной подходящей бабы.
– Тебе надо было бы ехать в багажнике, – сказал Карреньо. – Ну да ладно, дам тебе передышку. Десять минут без поцелуев. Можешь поспать у меня на плече, как в грузовике. Если на нас нападут, я тебя разбужу.