Ливонская ловушка
Шрифт:
– У вас взволнованный вид, дочь моя. Я слышал крики. Что на сей раз случилось в вашем богоугодном заведении?
Его негромкий голос был отчетливо слышен в каждом уголке келлера. Роста человек в плаще был невысокого, телосложением не выделялся, а на его моложаво гладком, мало примечательном лице выделялись разве что пытливые, горящие фанатичным светом глаза. Но во всем его облике было нечто такое, что делало почти незаметным стоящего за его спиной огромного монаха с тяжелым, окованным металлом посохом в руках. Вошедший неторопливо оглядел зал и остановил взгляд на Иоганне, по-прежнему с пьяной неуклюжестью размахивающем кинжалом.
– Ваше высокопреосвященство! –
– Просто преосвященство, – мягко остановил ее пришедший. Не надо преувеличений. Тщеславие – большой грех для слуги Господня. Чем ты так взволнована?
– Ваше высоко… То есть ваше преосвященство, – поправилась женщина. – Это Божья воля привела вас к нам. Вы знаете, что мы самые законопослушные граждане Бремена и нашей церкви. И мы всегда с огромным уважением относимся ко всем нашим посетителям и никогда не просим лишнего. Мы понимаем, что кое-кто из наших гостей – исключительно по рассеянности – может прийти без денег и оставить в залог какую-нибудь вещицу. Мы верим людям! Но этот господин подсунул нам вместо оплаты медное кольцо под видом золотого! Он пил и развлекался с непотребными девицами, а потом отказался платить! И еще ранил кинжалом моего мужа, достопочтенного мастера Густава.
– Он сам нарвался на мой кинжал. Это только царапина. И этот достопочтенный посмел обвинить меня, потомка самого Генриха Саксонского! – истерично выкрикнул Иоганн. Хмель понемногу выходил из его буйной головы, но язык все еще с трудом выталкивал наружу нужные слова. – Я не знаю, о чем говорит эта женщина. Она сама могла подменить кольцо!
– Что?! Подменить? Я? Да кто в Бремене не знает, как вы обманули уважаемую фрау Фриду, когда…
– Стойте, дети мои, – остановил разгорающуюся перепалку голос клирика. – Уверен, мы вполне можем уладить эту ситуацию миром, как и подобает добрым христианам.
– Мы добрые христиане, уж поверьте…
Клирик поднял руку, и женщина склонила голову.
– Я знал отца этого несчастного юноши. Он из достойного семейства и сполна возместит вам ущерб. У тебя действительно глубокая рана?
Чтобы получше рассмотреть ранение, хозяин келлера приподнял край туники и освободил клапан панталон, открыв выпуклый, как у женщины на сносях, волосатый живот, свисающий над непропорционально тонкими ногами. Центр живота пересекала длинная царапина, из которой медленно сочилась кровь, оставляя на коже грязные разводы. Мастер Густав послюнил палец, осторожно провел им по царапине и только тогда понял, что выставляет на всеобщее обозрение свое непотребство. Да еще перед высокопоставленным священнослужителем! Поспешно опустив подол, он сконфуженно склонил голову.
– Я, наверное, переживу это ранение, ваше высокопреосвященство. Но одежда моя порвана. И долг этого господина…
– Наверняка может быть покрыт, – заключил за него клирик. – Ты сказал…
– Два пфеннига плюс два за тунику и панталоны, ваше высокопреосвященство. А еще моя рана.
– Я заплачу тебе серебряный солид. Брат Карл, – клирик повернулся к стоящему за его спиной монаху, – дай этому уважаемому христианину солид.
– Но…
– А мы с этим молодым человеком, невольно нанесшим восполняемый вам сейчас урон, пройдемся. Думаю, свежий воздух пойдет ему на пользу.
Никто из посетителей и заметить не успел, как золотая монета перекочевала в руки хозяина келлера, а кинжал Иоганна оказался в руках монаха, подхватившего молодого повесу, даже не пытающегося противиться стальной хватке верзилы в монашеской рясе, после чего возглавляемая клириком процессия направилась к выходу.
– Вы заберете этого негодяя к себе в Ливонию! – с пьяной прозорливостью выкрикнул им в спину один из посетителей.
Монах с Иоганном уже выходили в скрипучую дверь, но Альберт, в прошлом каноник Бременского собора, а ныне епископ Ливонский, остановился на верхней ступеньке и повернулся к посетителям келлера. Его правая, вытянутая вперед рука сжимала витую ручку епископского посоха.
– Господь учит нас: не судите, да не судимы будете. Дьявол постоянно испытывает нашу веру коварными соблазнами. Но Всевышний не отвергает ни одного из своих детей. Вы спросили про Ливонию. Что ж, я отвечу. Эта земля не только велика, обширна и богата драгоценным янтарем, тучными нивами и скотом. Кто-то из пилигримов собирается в дальний путь с мыслями об обогащении. Да, это правда, что многие рыцари становятся в Ливонии владельцами угодий и замков, а простолюдины – зажиточными бюргерами. Кто-то ищет воинской славы – и она действительно приходит к ним в битвах с язычниками. Да, среди ваших сограждан, отправляющихся со мной на богоугодное дело, имеются грешники, ищущие спасения за свои деяния. И каждый христианский пилигрим, после послушания в Ливонии, может, согласно дарованной нам папской булле, раз и навсегда избавиться от всех прошлых грехов.
Одинокая муха, пытаясь выбраться из лужицы пролитого на стол эля, недовольно загудела. Сидящий за столом мастеровой прихлопнул ее ладонью. Больше ни один звук не тревожил повисшую в келлере тишину. Епископ вгляделся в лица слушателей и продолжил. Теперь голос его звучал торжественно и звонко, как на проповеди в храме Господнем.
– Помните, дети мои. Звон золота пустой звук. Богатство приходит и уходит. Не к нему призываю я вас. Главная наша цель совсем в другом. Ливония населена язычниками, не ведающими, что творят. Наша благородная миссия наставить их на путь истинный, донести до них слово Божье, наполнить сердца благодатью и спасти заблудшие души, сделать их бессмертными, как у любого доброго христианина.
– И любой может присоединиться к вам? – выкрикнул мастеровой, первым освободивший место для предполагаемой, но так и не состоявшейся схватки.
Губы Альберта тронула едва заметная улыбка.
– Любой христианин, способный словом и делом помочь святой миссии. Наши корабли отходят завтра на рассвете, и на них еще есть свободные места.
Глава 5. Добыча
Сначала на берег вынесли добычу. Женщины и дети на песчаном пляже восторженными возгласами встречали каждый новый предмет. Ассо вышел с пустыми руками, и на него никто не обратил внимания, словно того и не было. Из правого предплечья у него сочилась кровь, и он зажимал рану левой рукой. Его покачивало от слабости, в груди что-то клокотало, наружу рвался тяжелый кашель. Он присел на ствол поваленной сосны, одним рывком отодрал полосу от своей пропахшей потом туники и кое-как замотал рану. В деревне его не любили из-за угрюмого характера, да и он взамен не жаловал никого. Жил Ассо один. Несмотря на далеко не юный возраст и крепкую стать, еще ни одна женщина не входила в его дом. Сейчас ему хотелось одного: добраться до своего жилища и завалиться спать. Но сначала надо было дождаться своей доли добычи.