Лодка на аллеях парка
Шрифт:
9. Жить в обществе
Эта глава могла бы открывать нашу книжку об искусстве изучения общества. Кем бы Вы, читатель, ни были, для нас с Вами существует один общий отправной пункт — мы оба живем в обществе. Исходя из этого обстоятельства, я мог бы описать отношения, знакомые нам обоим, и затем попытаться создать для них социологию. Мне хотелось также попробовать описать, что значит жить в обществе (по крайней мере, для меня), и в нашем воображаемом диалоге Вы могли бы сами сформулировать, что сей факт означает для Вас. Затем мы могли бы попытаться приблизиться к тому, что является для нас общим, абстрагировавшись от наших индивидуальных различий. Изучение шведского общества вполне можно начать с познания того, что уже имеется, с тех конкретных впечатлений, которыми мы располагаем, однако подобный подход потребует длительного времени, а также умения выделять «общественное» в наших личных знаниях и переживаниях.
В этой же книге такая глава расположена в самом конце, и для этого есть серьезные педагогические и научно-теоретические основания. Структура книги задумана как построение модели сначала процесса абстрагирования, а затем процесса конкретизации. Когда мы совершали наш умозрительный полет над парком и над морем, социология предстала перед нами, с одной стороны, как изучение общества в виде стабильной структуры и, с другой стороны, — человека как творческого (мыслящего) существа. Далее мы рассмотрели индивидуальную и общественную перспективы, прослеживая возникновение социологии в ходе исторического процесса развития общества, и, наконец, обсуждали предмет «сверху», с точки зрения научно-теоретической. Это был высший уровень абстракции, и в последующих главах мы постепенно приближались к «жизни в обществе». В этой главе мы вновь «опустились на землю», но теперь, надеюсь, с большим знанием предмета этой книги. Сменяющие друг друга попеременно процессы абстрагирования и конкретизации — основа любого метода получения знаний о действительности. Он, однако, включает в себя и способы проверки соответствия знаний реальной действительности. Это можно несколько упрощенно проиллюстрировать с помощью «треугольника абстракций»:
объяснять
понимать
изменять
жить в
Основание треугольника символизирует «действительность», т.е. ту реальность, в которой мы проживаем нашу жизнь. Понятия «объяснять», «понимать» и «изменять» размещены на разном расстоянии от основания и символизируют различные «мысленные дистанции» до действительности. Наконец, вершина треугольника символизирует основополагающие понятия, которые все люди имеют о действительности. Даже не зная ее, каждый человек должен иметь некие фундаментальные представления о том, что что-то существует, а что-то не существует и т.д. Без этого наверняка жизнь была бы только хаотическим потоком впечатлений (это, во всяком случае, одно из моих личных «фундаментальных представлений»). Итак, иллюстрация показывает, что, чем ближе к вершине подходим мы в наших мыслях, тем выше уровень абстракции, а приближаясь к основанию треугольника, наши предположения становятся все более конкретными. Но поскольку все люди одновременно и живут, и думают, мы и конкретны, и абстрактны. Все мы подобны такому треугольнику абстракций. Человеческие отношения, наконец, можно рассматривать и как нечто, связывающее размышления и реальные действия. Это характерно и для общественной реальности, которая таким образом существует для каждого человека и конкретно, и абстрактно. Социология основывает свое познание на изучении и конкретного, и абстрактного общества. Уяснить это — значит понять основу самой возможности изучения общества.
В ходе научно-теоретической дискуссии социология оформилась как наука, в которой существуют разнообразные «парадигмы», дискутирующие друг с другом. Но мы уже говорили, что эти различающиеся традиции не следует понимать как полностью независимые друг от друга, они не обязательно находятся в антагонистических отношениях между собой. Их скорее можно рассматривать как институционализированные способы взаимодействия, как различные системы правил, строящиеся на разных предпосылках исследования общества. Эти разнообразные способы взаимодействия различным образом относятся к тому, что является объектом изучения.
Если предполагается, что общество — это нечто объективное, живущее по объективным законам, то нужно стремиться дистанцироваться от своего объекта. Тогда можно не обращать внимания на людей как на отдельных индивидов, потому что общественная структура может пониматься только в контексте суммы индивидов как канва для их отношений.
Если же, напротив, стремятся исходить из «человеческого фактора», то делают ударение на субъективности людей, на их действиях, сознании или экзистенции. В этом случае общество будет представлено в виде результата множества взаимодействий, результата, который может быть осмыслен только через понимание чего-то специфически человеческого. Поэтому в данном случае нужно соотносить себя с изучаемым объектом, стремиться увидеть его изнутри. В принципе можно также исходить из своих собственных представлений, поступков и переживаний и попробовать увидеть общество, «вынеся мир за скобки». Наконец, если ставят цель изменить общество, то быстро замечают, что необходимо принимать во внимание как всеобъемлющие структуры, так и человеческие действия; искусство же здесь состоит в умении варьировать оба эти подхода, В реальной жизни существуют и стабильные структуры, и люди, которые в своих поступках исходят из собственных целей и проектов; однако каждая теория неизбежно упрощает социальную реальность и тем самым становится некоторым образом «односторонней».
Почему, однако, «объяснение общества» следует рассматривать как более абстрактное, чем «понимание общества»? Прежде всего потому, что первое направление исходит из обзора общества в целом, обзора, который не может принимать во внимание индивидуальные особенности разных людей. Людей сравнивают по относительно небольшому числу переменных, как-то: возраст, пол, доходы, место в производстве и т.п. Это не означает, что в реальной жизни все мужчины похожи друг на друга или что все наемные рабочие думают и рассуждают именно так, а не иначе, И «мужчина», и «наемный рабочий» здесь лишь абстрактные понятия, которые упрощают и реальных мужчин, и реальных наемных рабочих. Общественная наука должна оперировать такими надындивидуальными понятиями, как «класс», «государство» или «институт», но необходимо понимать, какому уровню абстракции соответствуют эти понятия. Смешивание абстракции с конкретной реальностью приводит к тому, что действительность должна втиснуться в теоретическую модель самой себя. В таком случае может получиться по Гегелю, любившему повторять: «Если теория противоречит фактам — тем хуже для фактов». Если же абстрактные теории используются для преобразования реальной действительности, реальные люди могут быть насильно подогнаны под свои абстрактные прототипы. Всякие сложности и нюансы будут нарушать стройность теории, и в самом неприятном случае последняя может использоваться для легитимизации насилия, осуществляемого «во имя науки».
Попытка понять общество через понимание отдельного человека является столь же односторонней, как и только что описанная. Здесь отталкиваются от «реального человека» в его конкретной жизни (отбросив более глобальные отношения, оказывающие на человека влияние), чтобы встать на его точку зрения и действовать таким же образом, как и он. Принимать в качестве исходной точки человека, являющегося плодом своего общества и принадлежащего обществу, означает поэтому абстрагироваться от общества, чтобы увидеть человека таким, каким он является сам по себе. Однако несметное количество исследований показывает, к примеру, что пол, принадлежность к определенному социальному классу, возраст и уровень доходов в значительной степени влияют на мысли и поступки конкретного человека. Это не означает, что подобное воздействие происходит по легкопостигаемым законам. Это значит лишь, что существует обоюдное воздействие общества и индивида друг на друга, диалектическая «игра в пас» между способами проживания жизни отдельными индивидами. В социологии предпринималось множество попыток определить и исследовать эту «перепасовку», которую может, немного поразмыслив, обнаружить в своей жизни человек.
В последние годы социологи особенно часто критикуют как «объективизм», так и «субъективизм» в науке и пытаются развивать социологию таким образом, чтобы можно было совместить оба направления. Предпринимались отдельные попытки взглянуть на человеческие сообщества исторически, т.е. понять процессы возникновения, сохранения и отмирания социальных институтов как результат человеческих устремлений в одном направлении. После того как определенный алгоритм действий институционализировался, он становился нормой для большого количества людей. Поэтому они «выбирали» подобные действия, большей частью неосознанно, хотя бы и имелось множество людей, поступающих альтернативным образом. В то же самое время этот алгоритм действий никогда не бывает абсолютно стабильным, и каждое новое поколение сталкивается с действительностью, выглядящей иначе, чем в момент возникновения данного института. Так, например, за последние сто лет развитие семейных отношений понималось как институционализация семьи-«ячейки», которая в то же время меняла свой облик от буржуазной патриархальной семьи конца XIX века до нынешней семьи с одним или двумя родителями, на которых в среднем приходится 1,6 ребенка. Институт семьи-«ячейки», кстати имеющий долгую историю, — это «модель» для многих наших современников, и при этом очевиден тот факт, что в современной действительности многим людям все труднее устроить свою жизнь согласно этой модели.
Другое направление, пытаясь изучить взаимодействие между индивидом и обществом или действием и структурой, исследует повседневную жизнь людей, для чего конкретно формулируются правила игры. При этом социальные структуры не представляются чем-то существующим над людьми и определяющим их поведение и поступки. Напротив, они принимаются как существующие в сознании людей, в привычках и повседневных обычаях, в рамках которых большинство людей предпочитает проживать свою жизнь. То есть получается, что мы, люди, конструируем социальные структуры, в которых существуем. Эти привычки и обычаи имеют определенную власть над нами, так что впоследствии они становятся объективными социальными институтами, начинающими в той или иной мере воздействовать на наши поступки. Поэтому социология может исходить из того, что является непосредственным результатом нашей повседневной жизни, наших способов проживания в обществе. Общество, по выражению Маркса, проделает «как абстракция, отчужденная от индивида». Но, продолжает он, личная и общественная жизнь человека не отделены друг1 от друга, на каком бы высоком уровне абстракции человек, в силу обстоятельств, ни проживал свою жизнь.
Социология включает в себя все эти точки зрения, традиции и связанные с ними теории. В этом смысле социология действительно является «хаосом фактов», как в свое время Макс Вебер определял общество. Обзор этого хаоса, однако, может оказать определенную помощь при создании или выделении каркаса предмета. Эта книга — попытка такого структурирования, попытка не первая и далеко не последняя. Воспринимать ее следует с определенной осторожностью, как и любые другие попытки структурирования, предпринимаемые для создания или открытия некоего порядка. Легко поверить, что постулаты, в буквальном смысле бросающиеся в глаза, столь же просты в действительности. Поэтому совсем несложно перепутать теорию действительности с реальной действительностью. Сегодня, например, многие считают, что теории Маркса оказались ошибочными, потому что успешные революции в странах Западной Европы так и не произошли. Однако у Маркса трудно найти какие-либо гарантии, что революционерам всегда будут удаваться революции, и тем более у него нет утверждений о том, что революции происходят автоматически. Если бы он сам был уверен в этом или в том, что люди непременно будут счастливы, ему не было бы нужды вмешиваться в попытки раннего рабочего движения самоорганизоваться и принимать политические программы. Критики Маркса просто перепутали разные уровни абстракции и полагают, что Маркс трактовал процесс общественного развития механистически, а не диалектически.