Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе
Шрифт:
3. Отсюда ясно, что в суждении со «всё» по точному смыслу первоначально дело идет о единичных вещах, что эти единичные вещи должны быть налицо в определенном, ограниченном, исчислимом количестве и что только при этой предпосылке суждение со «всё» является адекватным выражением моей мысли.
Другими словами: «все А суть В» первоначально по точному смыслу есть лишь выражение эмпирической, т. е. путем фактического исчисления достижимой, всеобщности, и может высказываться лишь в отношении субъектов, которые даны в определенном исчислимом количестве и относительно которых в отдельности утверждается предикат. Оно есть выражение определенного, ограниченного сравнения данных случаев и предполагает, что прежде чем я могу утверждать суждение по отношению ко всем, я приобретаю относительного него уверенность по отношению к каждому единичному.
4. Как относятся теперь к этому суждения «все люди смертны», «все тела протяженны»
Но тот смысл, в каком они действительно имеют значение, может быть двояким. Именно или они суть объяснительные суждения (аналитические в кантовском смысле), так как покоятся на признанном значении служащего субъектом слова. «Все животные ощущают»-я могут утверждать это с полной уверенностью, не пересчитав предварительно единичных животных, в том случае, если в моем представлении о животном уже содержится акт ощущения; и нечто, что не ощущало бы, я именно на этом основании, следовательно, не назвал бы даже животным. В этом случае выражение мысли через «всё» является вторичным; оно есть простое следствие анализа представления, какое я связываю со словом «животное». Значение слова определять тот объем, в каком оно применимо, и на этом основании из значения я могу предсказать, что в том же самом объеме, в каком оправдывается наименование «животное», должен обнаруживаться также и предикат «ощущать». Так как вообще животное ощущает, то ощущают все животные. Аналитическое суждение, выражающее то значение слов, какое они имеют в мыслях, переводится на более привычный язык описательных суждений о единичном и становится нагляднее благодаря тому, что от общей мысли я перехожу к индивидуумам. Поэтому выражение со «всё» приобрело права гражданства даже там, где оно не является первоначальным, где пробегающий все единичное опыт лишь антиципируется, даже там антиципируется, где по природе вещей он не может быть завершенным.
В другом случае предикат не содержится аналитически в значении слова. Слово «человек», например, может содержать в себе только определенную форму тела, жизнь, способность речи и т. д.; определенная продолжительность жизни не включена здесь необходимо. Для всякого имеется известное время, когда он безошибочно различает человека от всего другого и никогда не спрашивает, как долго они живут и умирают ли они все. Суждение «все люди смертны» при этом предположении не является аналитическим. Столь же мало является оно опытным суждением в том смысле, что «все люди» означало бы лишь тех, которых я знаю и в которых я опытным путем нашел предикат. Но с тем большей несомненностью является оно результатом умозаключения, и притом или умозаключения от всех наблюденных случаев ко всем остальным, число которых неопределенно и неисчислимо, или умозаключения от тех определений, которые понимаются вместе с тем в слове, к другим, которые необходимо связаны с этим. Тот, кто действительно образует суждение, а не просто повторяет его, может образовать его, лишь имея в виду такое умозаключение.
По грамматическому выражению суждения отнюдь нельзя судить, в каком смысле оно должно быть взято – в смысле эмпирически общего суждения, которое предполагает определенное число субъектов или в смысле безусловно общего суждения; и если это последнее, то в смысле аналитического или в смысле синтетического суждения. Но обычное учение обыкновенно без дальнейших рассуждений рассматривает всякое суждение, начинающееся со «все» как принадлежащее к одному и тому же виду.
5. Если суждение со «все» есть безусловно общее суждение, то ясно, что в нем прямо вовсе не говорится о действительном существовании субъектов, которое, конечно, предполагается эмпирическим суждением, когда оно вообще относится к реальным вещам. «Все А суть В» означает тогда только следующее: «то, что есть А, есть В» или «если нечто есть А, то оно есть В». Что нечто существующее единичное познается как А и наименовывается именем А, – это хотя предполагается неопределенно, но в этом суждении вовсе не утверждается. И именно поэтому множественное число и тем самым весь способ выражения, строго говоря, является неадекватным, , возвратом назад, из области свободного и независимого, в наших неизменных представлениях движущегося мышления к привычкам наглядного представления, которое имеет дело с единичным. Адекватным выражением является просто «А есть В», «человек смертен», «квадрат равносторонен» и т. д.
6. Традиционное учение обыкновенно не усматривает никакой трудности во введении общего суждения. Если предикат В, говорят обыкновенно, утверждается относительно всего объема понятия субъекта А, то суждение является универсальным (universal); если же предикат утверждается относительно части объема субъекта, то суждение является частным. Если служащее субъектом слово есть собственное имя или какое-либо равноценное выражение, то его объем исчерпывается одним индивидуумом. Суждение «калий богат» постольку имеет, следовательно, характер универсального (universal) суждения.
В этом ясном учении наряду с сомнительным применением собственного имени в качестве знака для понятия кроется, однако, неясность, последствия которой повсюду дают себя знать. С одной стороны, вообще учат, что объем понятия образуется-де через его видовые понятия, причем благодаря различиям, какие оно само по себе еще допускает, может образоваться множество более определенных общих представлений. В то же самое время в главе об общем суждении обыкновенно без обиняков принимается, что объем понятия состоит из единичных существующих вещей и что совсем нетрудно обозреть этот объем, установить его и познать – потому нетрудно, что предполагается, что понятия наши уже соответствуют тому, что они должны доставить, – именно быть выражением сущности вещей соответственно их неизменным видовым отличиям. Поэтому логика обыкновенно не различает даже между такого рода суждениями: теми, что покоятся только на понятии, т. е. на значении служащего субъектом слова; объясняя это значение, они наперед приписывают предикат каждой вещи, которая будет наименовываться посредством служащего субъектом слова и будет, следовательно, вместе с тем образовывать «объем понятия», – и теми, что, например, на основании согласующегося опыта высказывают предикат относительно всех известных вещей, которые, благодаря одинаковым свойствам, подпадают под одинаковое наименование. Тем самым логика скрывает самое важное, именно переход из эмпирически общего к безусловно общему суждению, образование понятия и суждения из опыта. «Все планеты движутся вокруг Солнца с запада на восток» – это прежде всего эмпирически общее суждение. Кто высказывал его до 1781 года, тот разумел под всеми планетами все шесть; кто высказывал его между 1781 и 1801 годами, тот причислял сюда и планету Уран и разумел под этим все семь; с 1807 до 1845 года подразумевали все одиннадцать; а в настоящее время разумеют все 400 или сколько их там появилось за это время. Но всегда при этом имеются в виду все известные, из которых относительно каждой единичной констатировано прямое движение в ее пути. Суждение гласит: «Все небесные тела, какие я называю планетами, имеют общее направление движения с запада на восток»; я не знаю ни одного исключения. Но если, например, на основании канто-лапласовской гипотезы я познал необходимость, что все плотные небесные тела, движущиеся вокруг нашего Солнца по постоянным путям, должны иметь то же самое направление движения, так как в пределах того пространства, в котором могут быть даны таковые, невозможно никакое обратное движение, – то движение с запада на восток я должен был бы включить в значение слова «планета», чтобы отличить их, например, от падающих звезд. И тогда мое суждение: «Все планеты движутся с запада на восток» – было бы аналитическим в кантовском смысле, на этом основании оно могло бы применяться к бесчисленному их количеству, которое лишь в будущем, возможно, будет открыто, а то и никогда не будет открыто. Оно имело бы такое значение: «То, что может называться планетой, движется с запада на восток»; и отсюда следует, что то, что имело бы обратное движение, не было бы планетой.
7. Трудно подвести так называемое единичное суждение под ту же самую классификацию, которая различает общие и частные суждения, легко уясняется согласно предыдущему из того, что единичное суждение совершенно несравнимо с этими последними. Ибо у общего и частного суждения дело идет о таком предикате, который имеет в виду указать абсолютное или относительное число; их родом являются не суждения вообще, но такие суждения, предикаты которых суть числовые представления. Но у так называемого единичного суждения дело идет о том, что принадлежит и не принадлежит определенному единичному субъекту, а не о том, в каком количестве даны наделенные известным предикатом субъекты.
Таким образом, во-первых, в качестве правильной исчерпывающей классификации нельзя рассматривать эти единичные, частные и общие суждения. А во-вторых, нет никакого основания из частных и общих суждений делать особые виды суждения вообще. Ибо если обычная логика превращает в особый вид те суждения, предикатом которых является «всё», то и математика должна была бы потребовать, чтобы особым видом были сделаны те суждения, предикатом которых являются «равный» или «бесконечный». Следовательно, это насилие со стороны традиционного учения, что от всякого суждения оно требует доказательства, частное оно или общее. Единичные суждения об индивидуальном, конкретном вынуждаются к тому, чтобы иметь вид общих суждений (хотя то, что обыкновенно именуется единичным, носит троякий характер: индивидуальный – «калий богат»; суждение о числе – «одна планета имеет кольцо»; частичное суждение следующего параграфа – «есть комета, которая разделилась»); множественные должны иметь вид частных суждений, хотя бы они и в отдаленной степени не имели в виду сравнения данного со «всем объемом понятия». И простые объяснительные суждения, даже дефиниции, равным образом оказывались бесприютными, пока они не соглашались для видимости стать общими. Всеобщность играет важную роль в человеческом мышлении; но в конце концов она заимствует свое значение все же от необходимости.
§ 28. Частное утвердительное суждение
Так называемое частное суждение, в качестве общей формулы которого указывается «некоторые А суть В», как эмпирическое суждение о единичных вещах лишь тогда оказывается отличным от чисто множественного суждения, когда оно предназначено для того, чтобы или в противоположность общему суждению констатировать исключение, или подготовить общее суждение.