Логово Белого червя

Стокер Брэм

Благодаря своим дикарским приемам, он последовал за ней, оставаясь полностью незамеченным. Увидев, как она подходит к воротам «Рощи Дианы», Ууланга побежал в обход, не выпуская даму из вида, а затем, обогнав, вышел к ней навстречу, рассчитав, что встретится с ней в самом густом месте рощи, где их никто не сможет увидеть.

Леди Арабелла была неприятно удивлена этой встречей: негра она уже не видела несколько дней и думать забыла о его существовании. Ууланга оказался бы поражен, если бы был способен осознать, как к нему на самом деле относятся белые люди: его самомнение было непомерно раздуто преклонением таких же дикарей, как он. Нередко в своих мечтах он воображал себя богоподобным юным красавцем, окруженным всеобщим восхищением. Настолько неотразимым,

что сердца белых женщин таяли как воск при одном его приближении. Он видел себя воплощением всех достоинств (конечно же в соответствии с моральными нормами и обычаями его родной Южной Африки). Он грезил о томных красавицах, шепчущих ему нежные признания в душистых джунглях Золотого Берега.

Очарованный собственными фантазиями, Ууланга почтительно приблизился к леди Арабелле и тихим взволнованным голосом признался ей, что давно уже в нее влюблен. Хотя леди Арабелла была почти начисто лишена чувства юмора, но, когда до нее дошла абсурдность ситуации, даже она не смогла удержаться от смеха: жалкий отпрыск дикарского племени, уродливый, как черт, посмел вожделеть к белой женщине — красавице и аристократке! В первую секунду она восприняла это исключительно как оскорбление и едва не взорвалась, но затем, сообразив, что выйти из ситуации с честью она сможет, лишь взяв себя в руки, леди заставила себя собраться, и, призвав на помощь все свое хладнокровие, ответила дерзкому лакею взглядом, полным ледяного презрения.

Ууланга, увидев, что его прочувствованные речи не возымели желанного воздействия, пришел в ярость. Но, будучи дикарем, не стал ее сдерживать. Как дикий зверь, он ощерил зубы и на всех известных ему варварских языках стал осыпать леди Арабеллу всяческими ругательствами и проклятиями.

Молодая женщина тем временем мысленно благодарила всех богов, что это признание состоялось на ее земле, где она могла позвать на помощь, иначе озверевший негр мог бы броситься на нее и даже убить.

— Я правильно тебя поняла, — прервала она его надменно, — что ты предлагаешь мне свою любовь? Твою любовь?

Он молча кивнул. Ее холодное презрение ожгло его ударом хлыста.

— Да как ты посмел! Ты — дикарь! Раб! Распропоследняя тварь! Берегись же! Да мне твоя жизнь не дороже жизни какой-нибудь крысы или паука! Посмей только еще раз попасться мне на глаза — и я позабочусь, чтобы мир избавился от такой мерзкой гадины!

Она выхватила револьвер и навела его на негра. Перед угрозой смерти Ууланга утратил всю свою спесь: запинаясь, он забормотал слабые оправдания. Но так как он говорил на родном языке, леди Арабелла не поняла ни слова, хотя по интонации и благодаря своей женской интуиции сообразила, что речь идет все о том же: о любви, о свадьбе, о детях. Потом, постепенно снова распаляясь, Ууланга заговорил быстрее: мешая чудовищные комплименты, порожденные грубым животным желанием, с нелепыми угрозами, он настаивал, он требовал, чтобы она ответила на его чувство. В заключение он зловещим тоном предупредил ее, что знает, что она пыталась украсть сокровища его хозяина и что видел ее в замке. Если она согласится выйти за него замуж, то они честно поделят сокровища пополам и вместе заживут на славу где-нибудь в африканских джунглях. Но если она откажется, то он все расскажет хозяину и тот выдаст ее полиции, которая сначала будет ее страшно пытать, а потом ее повесят или отрежут ей голову.

Глава XIV

БОРЬБА ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ

Встреча в «Роще Дианы» сыграла отнюдь не последнюю роль в дальнейших событиях, и притом не только для обоих ее участников. Дикая выходка Ууланги была, в сущности, легко объяснима, особенно для тех, кто уже сталкивался с буйным нравом африканских негров. Им двигали в ту минуту лишь его непомерное тщеславие и внезапно овладевшее им чувство животной страсти, которое у этих дикарей принято называть любовью. Из рощи же он ушел, кипя от злости: его любовь была отвергнута, а гордость уязвлена. Сама леди Арабелла отнеслась к этой истории более спокойно и даже с некоторой долей иронии. Но в то же время нелепое объяснение с негром послужило для нее как бы сигналом к действию: как никогда прежде, она возжелала увидеть Эдгара Касуолла простертым у своих ног. Все оскорбления, которым она только что подверглась, все страхи, которые она пережила, — все это послужило топливом для сжигающей ее страсти: отомстить отвергнувшему ее мужчине. И любой ценой подчинить его себе!

Вернувшись домой, леди могла думать только об одном: как заставить Касуолла использовать свои сверхъестественные силы в ее интересах. И чем больше она думала, тем яснее ей становилось, что ключ ко всему — это Лилла Уэтфорд.

Заперевшись в будуаре, она принялась за написание письма. Однако ей не сразу удалось сформулировать свои мысли, и к тому моменту, когда наконец был готов окончательный вариант, ее корзинка для бумаг была почти наполовину полна разорванными и смятыми листками. Тщательно переписав письмо набело, она собрала и сожгла все оставшиеся черновики. Затем леди Арабелла положила свое творение в украшенный гербами конверт, надписала на нем: «Эдгару Касуоллу. «Кастра Регис» и, позвав слугу, приказала доставить письмо по назначению. В нем было написано следующее:

«Уважаемый мистер Касуолл,

я хотела бы переговорить с вами на некую тему, которая может показаться вам интересной. Если вы согласны встретиться со мной, то сообщите, в какой из дней мы могли бы с вами вместе прогуляться после ленча часа в три-четыре. По дороге я хотела бы вместе с вами навестить Мими и Лиллу Уэтфорд на их ферме «Мерси» и выпить там чашечку чая. Только не берите с собой своего слугу-африканца, я боюсь, как бы он не перепугал девушек. Между нами говоря, не такой уж он красавчик, правда? Надеюсь, что на сей раз этот визит доставит вам удовольствие.

Искренне ваша, Арабелла Марч».

Ответ из замка пришел на следующий же день в половине третьего. А через час хозяйка «Рощи Дианы» самолично встретила Эдгара Касуолла у ворот своего поместья (она не хотела, чтобы слуги подслушивали их разговор). Затем они вместе направились к ферме «Мерси». По дороге леди Арабелла незаметно поглядывала по сторонам: не видно ли Ууланги или хотя бы каких-то признаков его присутствия. Мстительный африканец конечно же там был, но, как всегда, обнаружить его было невозможно. Дело в том, что он получил от своего хозяина приказ держаться подальше от леди Арабеллы, и это добавило еще одно оскорбление к цепочке уже нанесенных ею обид, которые он поклялся не оставлять безнаказанными.

Лилла и Мими были дома и согласились принять нежданных гостей, хотя и были несколько удивлены их приходу.

Тому, что должно было произойти затем, предстояло стать как бы повторением предыдущего визита, за одним исключением: у Эдгара Касуолла был соратник — леди Арабелла, а Мими осталась без поддержки Адама Сэлтона. Поэтому на сей раз спор о том, чья воля сильнее, мог обостриться настолько, что Касуолл даже подумывал о том, что если ему сразу не удастся взять верх, то лучше будет на время сложить оружие и удалиться. Но тут, пока они поднимались на крыльцо, леди Арабелла тихонько шепнула:

— Сегодня вы победите. Мими всего лишь женщина. Так не давайте же ей пощады! Никакого милосердия! Это глупое словечко придумано теми, у кого никогда ни на что не хватало смелости. Сражайтесь с ней, гните ее, ломайте — даже убейте, если понадобится! Она стоит у вас на дороге, и уже за одно это я ненавижу ее. Сосредоточьте все свое влияние на ней; о Лилле можете не беспокоиться — она и так вас уже панически боится. Вы уже ее хозяин. Возможно, Мими попытается заставить вас перевести глаза на сестру, но помните, это лишь уловка. Не позволяйте ничему отвлечь себя от битвы с ней, и вы победите. А если почувствуете, что перевес на ее стороне, возьмите меня за руку — я поддержу вас, как смогу. Если и тогда она покажется вам сильнее, доверьтесь мне — я сумею повернуть дело так, что вы уйдете хоть и не победителем, но и не побежденным. А теперь — тихо! Они идут.