Логово гадюк

Найт К. А.

Маленькая мисс Рокси не станет исключением.

— Все упаковано, у нее почти ничего нет, — пожимаю я плечами.

Райдер кивает:

— Не думаю, что Рокси волнуют другие вещи, кроме этого бара.

Гарретт рычит:

— Черт возьми, мы можем уже убраться отсюда?

— Боишься, что она снова раздолбит твои яички? — издеваюсь я, и он, прищурившись, смотрит на меня.

— Я понесу ее, — предлагает Дизель. Я встаю у него на пути, когда Гарретт поворачивает ее от себя.

— Все в порядке, парень, он справится, — говорю я парню, который хмурится и оглядывается вокруг, пытаясь разглядеть ее.

Черт, я смотрю на Райдера, и он кивает, он тоже это заметил. Последний, кем Дизель был одержим, в конце концов, сгорел заживо. Мы хотим, чтобы она страдала, но не так сильно… пока нет.

Это означает, что мы должны стоять между ним и ней, по крайней мере, сейчас.

— Пойдем, мы вернемся. — Я хлопаю Ди по плечу и тащу прочь, когда Райдер встает между ним и Гарреттом, чтобы еще больше закрыть ему обзор.

Дизель стонет, но оживляется, когда я говорю ему, что он может сесть за руль.

— Мы встретимся здесь, подготовим комнату для гостей, чтобы она могла остаться там, — говорит Райдер, и я киваю.

Гостевая комната? Как будто она останется там надолго. Кажется, Рокси будет жить вместе с нами. И с того самого момента, как я провел с ней время, я готов поспорить, что она сделает все возможное, чтобы убить нас за это.

Я не могу дождаться.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как мы в последний раз веселились по-настоящему, и к тому же этот подарочек я жду не дождусь, пока не открою. Да, я заполучу Рокси, прежде чем мы ее убьем. Я заставлю ее умолять об этом, жаждать этого, пока она не сдастся… тогда я, наконец, трахну ее.

Теперь она проиграла самую большую ставку — свою свободу и свою жизнь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

РОКСИ

Моя башка трещит так, будто я накануне изрядно перебрала. Мое лицо болит, а все тело одеревенело от долгого пребывания в одном положении. Застонав, я держу глаза закрытыми, чтобы попытаться отрешиться от боли, пока ломаю голову над тем, что произошло. Но все это как в тумане, и чем больше я стараюсь, тем сильнее мои мозги крушат тысячи молотков.

Нащупывая рукой пистолет, я замираю. Это не мое обычное дерьмовое постельное белье… это чертов шелк. У кого, черт возьми, есть шелковое постельное белье?

Не у того, кого я знаю, это точно.

Вот тогда-то меня накрывает лавиной воспоминаний. Головорезы. Гадюки. Удар…

Резко открыв глаза, я смотрю на белый потолок, а прямо надо мной — чертова хрустальная люстра. Мое сердце колотится в груди, пока ползу к изголовью кровати, прислоняясь к нему, когда я тыкаю пальцами свое саднящее лицо, этот ублюдок… Хотя не думаю, что что-то сломано. Тяжело дышу, накатывает паника, пока я пытаюсь осмотреться.

Они украли меня.

Забрали меня из бара и оставили в каком-то чертовом гостиничном номере.

Он такой… чистый. Слишком чистый. Белые стены и темно-серый ковер на полу. На стене напротив огромной двуспальной кровати, в которой я нахожусь, стоит телевизор с плоским экраном, по размеру больше, чем моя ванная. Справа стена уступает место окнам от пола до потолка, которые, когда я соскальзываю с кровати и, спотыкаясь,

подхожу к ним, открывают мне вид на панораму города.

Он раскинулся подо мной, как чертов плакат. Мы так высоко забрались и находимся посреди всего этого, что просто зашибись. Отвернувшись, я замечаю две двери по обе стороны от телевизора. Я заглядываю в одну из них и вижу встроенный шкаф. Под ним я подразумеваю комнату с полками на полках, зеркалами с лампами между ними и диваном посередине. Закрыв дверь с презрительной усмешкой на губах, я открываю другую.

Это ванная комната. Левую стену занимает полностью стеклянная душевая кабина с четырьмя направленными вниз душевыми головками и серым сиденьем из кафельной плитки в дальнем углу. Позади — огромная ванна, достаточно большая, чтобы вместить, по меньшей мере, шесть человек. Справа две раковины с зеркалом в рамке над ними. Туалет спрятан рядом со мной. Похоже, кто-то не пожалел денег на все это, ух уж эти чертовы богатые ублюдки.

Возвращаясь в комнату, я осматриваю пространство в поисках чего-нибудь, что можно использовать в качестве оружия. Рядом с кроватью стоят две антикварные серые прикроватные тумбочки. С лампами на обеих. Идеально. Я бегу через комнату босиком, потому что какой-то ублюдок забрал мои ботинки. Сорвав со стены лампу, я держу ее, как летучую мышь, и направляюсь к белой двери слева, которая явно ведет из комнаты.

Подергав ручку, я обнаружила, что она, конечно же, заперта. Я отбрасываю лампу в сторону и оглядываю комнату. Эти ублюдки, они думают, что могут владеть мной? Что меня можно купить?

Они узнают, что за деньги послушание не купишь. Я не собираюсь ни для кого быть объектом утех. Они еще пожалеют о том дне, когда забрали меня.

Гадюки? Сучка, ага щас, я тоже кусаюсь.

Я жду больше получаса, чтобы увидеть, придут ли они и откроют дверь, но они этого не делают, и мне становится скучно. Злость и скука — не лучший вариант для меня. У меня есть безумное желание испортить это место, оно слишком идеально, слишком стерильно. Именно это я и делаю. Ухмыляясь, я направляюсь в ванную комнату и решаю выместить свой гнев на их драгоценной спальне.

Разбивая лампу о зеркало, я смотрю, как она разбивается вдребезги. Я ухмыляюсь, подбирая кусочек, случайно порезавшись. Шипя, я смотрю на кровь, покрывающую стекло и капающую на идеально чистый пол. Эх, к черту.

Неторопливо возвращаясь в спальню, я позволяю своей крови капать позади меня, когда я иду к кровати и начинаю громить все к чертовой матери. Я все это выбиваю из себя. Мою ярость на них, мою ярость на отца.

Мне следовало бы уже догадаться, но каждый раз, когда я думаю, что свободна от него, он делает нечто подобное. Но это? Продать меня? Даже я не думала, что он может так низко пасть.

С криком я колю и режу, пока моя рука не начинает болеть, и я задыхаюсь. Перья с подушек покрывают меня и пол, в матрасе зияют дыры, а постельное белье покрыто кровью и разорвано в клочья.

Этот беспорядок полностью отражает мои чувства, отчего я только шире улыбаюсь.

Я смеюсь, когда открывается дверь. Спрятав стакан в задний карман шорт, я отступаю, прищурившись. Райдер входит внутрь. Он оглядывает беспорядок, и его изогнутая бровь и слегка опущенные идеальные губы — единственные признаки его недовольства.