Логово врага
Шрифт:
– Уже обсуждали, раскусит! – скупо ответил экспериментатор, вновь подойдя к стеклу и задумчиво глядя на раскачивающегося на цепях, начинающего постепенно оттаивать Фламмера. – Значит, герцог Мартел отказал.
– Его Светлость пока не видит необходимости в использовании остальных пленников для научных целей. Они нужны ему для другого… – уклончиво ответил граф, не желая открывать своему подчиненному замыслы Главы клана. – Но, полагаю, если ты добьешься хороших результатов, то получишь приз… не сразу, но получишь.
– Облагодетельствовали… можно подумать, для себя стараюсь, – тихо проворчал ученый, но благоразумно не стал повторять более громко.
– Не ворчи, Сонтерий, не ворчи! – рассмеялся граф Норвес, величественно поднимаясь с кресла, и, даже мельком не взглянув через смотровое окно, направился к выходу. – Во времени тебя никто не ограничивает, потерей головы в случае неудачи не пугает! Работай себе спокойненько,
– Да радуюсь я, радуюсь! Просто ликую, танцуя от счастья! – недовольно проворчал ученый, провожая суровым взглядом покидающего его лабораторию вельможу. – Только вот…
Высказать аргумент в защиту своих требований ученый не успел, поскольку Его Сиятельство, граф Норвес, уже скрылся за дверью, естественно, не забыв напоследок ею демонстративно хлопнуть.
Глава 3
Военно-полевой маскарад
« Людей встречают по одежке, а провожают по уму!» – как ни прискорбно, но это несправедливое, нелогичное правило действует всегда и везде: как в мирное время, так и на войне, как на ратном поле, так и в тылу, причем не важно, в своем родном или чужом. Форма шеварийского пехотинца хоть и была далека от совершенства, как в плане защиты, так и в плане удобства, но полностью устраивала Дарка, пока он вместе с махаканскими воинами отступал к Аргахару. Здесь же, глубоко во вражеском тылу, она смотрелась в высшей степени нелепо, потому что большая часть штанов была утрачена, а также из-за того, что солдаты регулярных частей редко посещали горные разработки, тем более тайные, ведущиеся глубоко под землей и явно не включенные королевскими чиновниками в перечень казенных приисков. Встреча с первым же патрулем стражи или иными шеварийцами, вынужденными прозябать в захваченных подземельях, например мастеровыми, торговцами, фуражирами или надсмотрщиками, грозила полным разоблачением и, как следствие, массой мелких и крупных неприятностей. Вряд ли кто из врагов не удивился бы, узрев вблизи от « гномоводческих» ферм или карьеров практически бесштанного шеварийского пехотинца с далеко не армейской котомкой за плечами да еще разгуливающего в компании двух основательно пропахших вином обнаженных особ, одной мужского, а другой женского пола. И хоть Крамберг, в отличие от Аламеза, болтал на языке врагов ничуть не хуже уроженца Гилаца или любого иного шеварийского города, но троице непристойно выглядевших путников было не отбрехаться. Их нелепых, похожих на сказку объяснений никто и слушать бы не стал, а сразу же взяли бы чужаков под стражу.
Как ни крути, а забравшимся далеко в шеварийскую глубинку герканцам срочно нужно было разжиться достойной и в то же время неброской по меркам подземелья одеждой. К счастью, Аламез знал, как ее раздобыть и, главное, где. Фактически, он уже сделал большую часть дела, убив четверых беспечных мастеров. Теперь ему только оставалось завершить начатое и стянуть с бездыханных тел рубахи, башмаки, портки, диковинно пестрые подвязки и прочие смешные части одежд, которые безумные шеварийцы считали красивыми и изящными.
Никакой трудности это не представляло, благо что неуместной на войне брезгливостью Дарк не страдал и к мародерству, в отличие от большинства людей его положения, то есть рыцарей, относился весьма и весьма положительно. Высокородные воители на службе у любого короля частенько с презрением отзывались о тех, кто собирал на бранном поле трофеи. Тем самым они пытались подчеркнуть величие и благородство своих возвышенных натур, но на самом деле проявляли красивыми речами лишь аристократическое чистоплюйство и смехотворное ханжество. Ведь им самим, конечно же, не было нужды мараться, обшаривая мертвецов и стаскивая с них не запачканные кровью одежды. За них эту грязную, но очень доходную работу всегда выполняли оруженосцы, денщики и прочие слуги. Самим же рыцарям победившей в сражении стороны оставалось лишь разделить собранные и уже отчищенные от крови и грязи трофеи, то есть решить, что оставить себе, что продать неотступно следовавшим за войсками маркитантам и что из добытого милостиво даровать своим людям, которые, собственно, и месили за них грязь, раздевая окоченевшие тела умерщвленных врагов да отрубая ради колец с перстнями пальцы у трупов. В общем, поскольку верной челяди у Аламеза не было, то презренным мародерством ему пришлось заняться самому. Впрочем, Дарк не испытывал даже мало-мальского отвращения к этой работе. Она была для него делом привычным, естественным и ничуть не более зазорным, чем убийство солдат противника, как в честном бою, так и при нападении тайком из засады.
Покинув звериную нору на этот раз менее изощренным и рискованным прыжком, Аламез сразу же направился к костру, возле которого остывали так и лежащие в прежних позах шеварийцы. Послушные горняки добросовестно исполняли его указание, усердно долбя скалу и не глазея по сторонам. Они даже на минутку не отвлеклись, чтобы аккуратно уложить рядком трупы бывших хозяев да привалить их сверху камнями. Такое бездумное послушание не только поражало, но и угнетало. Покорность рабов всегда встречает непонимание в сердце любого вольного человека, не готового беспрекословно подчиняться чужой воле, но и не желающего самому принуждать других.
Стараясь не смотреть в сторону тружеников, вызывающих у него лишь жалость да искреннее сожаление, что с таинственным кланом Мартел еще не покончено, Дарк приблизился к трупам вплотную и навскидку, пока не дотрагиваясь до тел, а только их осматривая, оценил, насколько одежды убитых пригодны для носки. Платья двух мертвецов абсолютно не пострадали в результате его внезапного нападения. Смертельный яд мгновенно сделал свое дело, и шеварийцы умерли, не успев подпортить платьев, то есть не разорвав от резких движений по швам рукавов, не продрав нелепые черные чулки на пестрых лентах-подвязках. Впрочем, если бы это даже и случилось, то небольшие повреждения одежды ничуть не вызвали бы подозрений и не сказались бы на успехе маскировки. Как известно, во время работы, тем более в карьере, немудрено и рукав порвать, и штаны на коленках разодрать.
Таким образом, платья для пока еще находившихся в далеко не лучшей физической форме спутников без особых трудов были найдены, их оставалось лишь быстренько снять с бездыханных трупов и донести до убежища. Что же касалось третьего шеварийского платья, предназначенного для самого Аламеза, то дела были не столь хороши, как хотелось бы. Третий шевариец упал прямо в догоравший костер, затушив его собственным телом. Верхние одежды, что кожаная куртка, что штаны, оказались сильно обожжены и, похоже, безвозвратно испорчены. Трофеями с этого мертвеца могли только стать неуклюжие с виду, остроносые и квадратнопяточные деревянные башмаки, штопаные-перештопаные чулки, едва доходившие мертвецу до середины его тощих икр, да ярко желтые ленты-подвязки, намертво затянутые вокруг кожаных надколенных ремешков тройными узлами. С лежащего же чуть в сторонке от остальных тела последнего шеварийца вообще нечего было взять. Старший надзиратель оказал моррону сопротивление, и теперь его труп скорчился на боку в луже собственной крови, а в засаленной куртке зияла довольно внушительная, заметная издалека дыра от лезвия меча. Оттирать кровь – дело неблагодарное, тем более когда поблизости нет ни колодца, ни иного источника воды, а со дна походных фляжек много влаги не насобираешь. В окровавленных одеждах расхаживать тоже нельзя. Кровь – особая жидкость, она вызывает слишком много вопросов, на которые далеко не всегда удается подобрать убедительные ответы. Продолжать же щеголять в потрепанном солдатском одеянии было бы еще более глупо и, как следствие, куда опасней. В голове первого же встречного стражника мгновенно возникли бы два убийственных вопроса: « В каком полку служишь?» и « Каким-таким непутевым ветром тебя, олух, сюда занесло?»
Недолго поразмыслив над внезапно возникшим осложнением, Дарк принял единственно возможное решение, как составить свой ущербный трофейный гардероб так, чтобы он выглядел не очень подозрительным. Найдя более-менее подходящий выход, моррон тут же приступил к действию, тем более что особо рассиживаться было некогда. Гномы устали, работали гораздо медленней, и это означало, что их смена заканчивалась. Вскоре к карьеру должен был подойти новый отряд, естественно, с новыми надсмотрщиками. Их маленькой не столько разведывательной, сколько диверсионной группе лучше было покинуть место проведения горных работ до этого момента.
Скинув с плеч котомку, с которой моррон не хотел разлучаться даже на краткие полчаса, Дарк склонился над трупами и принялся снимать с них одежды умелыми, не раз проделанными ранее движениями. Естественно, при этом Аламез не забывал поглядывать в сторону карьера, следя за реакцией на его действия работавших гномов, и избавлять пояса да карманы мертвецов от тощих кошельков. Если Дарк милостиво жертвовал спутникам лучшую одежду, это еще не означало, что он должен проявлять альтруизм во всем и делиться с разведчиками звонкой монетой. В конце концов, это была его добыча, его честно добытые в бою медяки, ну а Ринва с Вильсетом не были ему друзьями, так что дележ должен быть справедливым, по заслугам, а не пополам, как водится среди доверявших друг другу боевых товарищей.