Лола Роза

Уилсон Жаклин

Он и был рок-звездой. То есть он пел в одной группе — "Шальные попрошайки". Настоящих альбомов они не выпустили, но во время выступлений продавали кассеты со своими записями. Они играли в пивных и клубах по всему городу.

Мама однажды тоже зашла со своей компанией на такой концерт и встала в первом ряду, а прямо над ней на сцене стоял мой отец.

— И я в него влюбилась — тут же, вот так, — рассказывала мама, щелкая пальцами.

На самом деле пальцами щелкнул папа. В этот вечер она ушла с ним. И с тех пор от него не отходила.

Папина группа год спустя разбрелась в разные стороны. Папа поссорился

с ведущим гитаристом. Похоже было, что мама с папой тоже разбредутся, потому что папа не особенно хотел связываться с постоянной подружкой. Но тут мама сказала ему, что скоро появлюсь я.

— Ты снова соединила нас, Джейни, — говорила мама.

Поэтому мое имя и пишется так странно. Они меня назвали в честь их обоих. Папу зовут Джей, а маму Никки.

Может, я и соединила их снова, но младенцем я без конца плакала, и это так раздражало папу, что он раза два пытался смыться. Тогда мама тоже начинала плакать. Она ведь его обожала, хотя он тогда уже начал ее поколачивать. Сперва она пыталась дать сдачи, но в ответ он бил ее сильнее.

Он бил и других людей. В конце концов он получил срок за тяжелые телесные повреждения. Раз в месяц мы с мамой ходили его навещать. Я помню, он был тогда с нами очень ласковый. Он со мной очень возился и говорил, что я маленькая принцесса, хотя я в это время была обыкновенной пигалицей, к тому же без передних зубов. Это-то и есть самое страшное в моем отце — он умеет показать, что любит тебя больше всего на свете, и он же может разбить тебе физиономию в кровь.

Я знаю, что это плохо, но мне хотелось, чтобы он никогда не выходил из тюрьмы. Он был в безопасности за решеткой, а мы в безопасности дома. Но в конце концов он оттуда вышел, хотя ему пришлось отсидеть полный срок, потому что он и там ввязывался в драки.

Примерно с неделю казалось, что у мамы с папой второй медовый месяц. Ко мне папа тоже был очень внимателен. Он купил маме огромный букет красных роз, а мне большой пучок фиалок. Маме он купил бутылку розового шампанского с розовой ленточкой на бутылке, а мне бутылку «Рибены» с лиловой ленточкой. Маме он купил большую коробку конфет, а мне — такую огромную шоколадку «Кэдбери», что я еле могла ее удержать двумя руками. Но я и половины этой шоколадки не съела, как все уже пошло прахом.

Они были в клубе, и отцу показалось, что мама всем подряд строит глазки. Дома он ее побил. Теперь, стоило какому-нибудь мужчине просто взглянуть на нее, он ее бил. Он был убежден, что она с ними со всеми путалась, пока он был в тюрьме.

Он меня без конца спрашивал об этом. Он нагибался ко мне так близко, что на меня летели брызги слюны. Я ему говорила, что мама ни на кого, кроме него, и не глядела, но он мне, видимо, не верил. Он бил маму, Даже когда она ждала Кенни.

Мама назвала его Кеннет, в честь своего отца. Это немного странно, потому что мы даже в гости ни разу не ходили к дедушке и бабушке или к маминой старшей сестре, тете Барбаре. Дедушка сказал маме, что видеть ее больше не хочет, раз она связалась с папой. Он сказал, что она губит свою жизнь. Еще он сказал, что мой папа — Неприятность с большой буквы.

Я думаю, дедушка был прав. Но с мамой он обошелся неправильно. И с нами. Он не захотел увидеть Кенни, хотя мальчика назвали в его честь. И даже не стал разговаривать с мамой, Кенни и со мной, когда мы пришли в больницу навестить бабушку, которая

умирала от рака.

На похоронах было еще хуже. Мама попыталась потом обнять дедушку, но он ее оттолкнул. Он сказал, что бабушка из-за нее заболела. От стыда, что дочка у нее живет с негодяем и преступником.

С тех пор мы его не видели. Так что не стоило одаривать Кенни таким дурацким имечком. Еще хуже будет, когда он подрастет и посмотрит "Саут-парк".

После рождения Кенни папа некоторое время вел себя прилично. У нас есть фотография, где мы все вместе на пляже; папа посадил маленького Кенни на плечи, и в щеки ему с обеих сторон упираются костлявые коленки. Кенни испуганно цепляется за папины длинные кудри, а мама смеется, глядя на них; в руках у нее надувной мяч. На ней короткая маечка и крошечная юбка, открывающая пупок с пирсингом. Живот у нее плоский, как блин, даже после меня и Кенни.

Я стою рядом с ней. На мне тоже короткая маечка и крошечная юбка. И это БОЛЬШАЯ ошибка. У меня живот вовсе не плоский, как блин. Похоже, что я проглотила надувной мяч.

Папа был в восторге, что у него сын. Как только Кенни научился ходить, он стал играть с ним в футбол и брать с собой в пивную. Кенни так отчаянно бил по мячу, что обычно падал сверху, а в пивной старался не отставать от отца, поглощая такими же кружками колу и лимонад, и на обратном пути нередко писался.

Папа был с ним на удивление кроток. Он даже не сердился, когда Кенни плакал. Он отказывался признавать, что наш Кенни самый трусливый малыш во всем квартале.

— Кенни у меня крутой парень, — хвастался папа, поднимая Кенни так высоко над головой, что тот хныкал. — Такой драчун, что его весь район будет бояться, когда он подрастет. Надо за ним хорошенько приглядывать, а то он вылетит из своего детского сада.

Кенни и вправду подрался в детском саду — с девочками. Он хотел залезть вместе с ними в игрушечный домик. Им это не понравилось, так что Кенни получил пластмассовым чайником по физиономии и несколько дней ходил с фонарем под глазом.

Когда Кенни принимали в подготовительный класс, папа даже похвастался учительницам, что им придется все бросить, чтобы управиться с его парнишкой.

Бросать все, чтобы управляться с Кенни, приходилось мне. Я прокрадывалась на детскую площадку к малышам и видела, как Кенни одиноко стоит в углу с опущенной головой. Другие малыши толкали и роняли его просто от нечего делать, а он хныкал, тер глаза исцарапанными ручонками, и кровь капала с коленок ему на носки. Если воспитательницы или нянечки подходили к нему, он начинал плакать. Мне приходилось поднимать его и утирать ему нос. Я все это делала.

Я помню, как мама и вправду закрутила с одним парнем — она его встретила в парке.

Он там тренировался, потому что играл в какой-то резервной футбольной команде. Он был чуть-чуть похож на Дэвида Бэкхема.

Однажды меня стошнило во время уроков, я пришла из школы раньше времени и застукала их. Мама сделала вид, что он просто зашел выпить кофе, но они были оба красные и растрепанные.

Меня снова стошнило, на этот раз со страху. У меня в голове не помещалось, как она может идти на такой риск. Папа, правда, уехал тогда на север на пару недель по каким-то подозрительным делам, но у него было полно шпионов-приятелей, докладывавших ему, не крутила ли с кем без него его хозяйка.