Ломовой кайф
Шрифт:
— Ага! — сказал Юрка. — Тут все так клево! И море, и дом этот, и машина классная, и прикид крутой… Я тебя люблю, Полинка! Надь, ты не обидишься? Я вас обеих люблю!
— Да что ты! — всплеснула руками Надька. — Какие обиды могут быть! Я ее тоже люблю, не меньше тебя даже…
— Я вас тоже люблю, — сдержанно произнесла Полина. — И тоже обоих. Вы хорошие.
— Ну что, может, пора наверх? — хихикнул Таран, обнимая обеих за талии. — Конкретно, ну?
— Донеси нас на ручках! — детским голоском пропищала Надька. — Обеих сразу! Прямо до постельки…
— Да он надорвется! — воскликнула Полина. — В нас же по шестьдесят кило, не меньше!
Она все же считала себя наиболее трезвомыслящим
«Стоп! Не делай этого!»
Однако Полина не угадала. Таран без долгих разговоров подхватил обеих под попки, задрапированные тонкой тканью вечерних платьев. Дамы не то испуганно, не то восторженно пискнули и уцепились за его плечи и шею, а Юрка хоть и пыхтел под тяжестью этих 130 — 140 кило живого веса (бабоньки поскромничали малость насчет того, что в них по 60 кило!), но все же достаточно уверенно стал подниматься по лестнице.
— Юрочка, хватит! — испуганно завопила и Надька, когда Таран дотянул их до второго этажа. — Мы верим, что ты сильный!
— Ни хрена! — прорычал Юрка. — До постельки так до постельки!
И он действительно допер этих увесистых пончиков до одной из спален, где мягко, не уронив, уложил поперек просторной кровати. А потом сам плюхнулся в промежуток между ними и обнял обеих.
— А говорили — «надорвусь»! — просопел он, ласково тиская голые плечики.
— Медведик ты наш! — возбужденно пробормотала Надька, ухватив Тарана за рукав и начиная выдергивать его из пиджака. Полина, тоже охваченная возбуждением, помогла со своей стороны, и шикарный белый смокинг безжалостно сбросили на пол. Таран, в котором явно разбудили зверя, даже не спихнув с себя свои дорогие ботиночки, вполз на кровать с ногами и перетащил обеих партнерш (тоже не разувшихся!) подальше от края — пискнуть не успели!
— «Молнию» не сломай! — пролепетала Надька, когда ее законный и вроде бы давно привычный к ее телесам супруг с необычным пылом взялся расстегивать платье на спине. Ш-ших! «Молнию» не заело, голубовато-зеленая ткань распахнулась, Юрка сбросил с Надькиных смуглых плечиков бретельки, а затем лихо стянул вниз всю верхнюю часть платья, под которой у Надьки обнаружился еще и черный бюстгальтер, державшийся на одной тесемочке поперек спины и застегнутый на одну пуговку спереди, между чашечек. Трык! — пуговка отлетела, Надькины яблочки вывалились на свет божий, а Таран, запустив обе руки ей под подол, уже стягивал с ошеломленной женушки трусы.
— Ой! Порвешь! — завопила Надька, однако трусы все-таки благополучно доехали до туфелек, немного зацепились за высокий острый каблук, но все же уцелели и шлепнулись куда-то поверх смокинга. Ж-жик! — «молнию» на собственной ширинке Таран тоже сумел распахнуть благополучно, выпростал оттуда весь струмент с прибором, а затем, не тратя время на то, чтобы штаны снимать, нырнул к Надьке под подол…
Полина, в общем, ничего против этого не имела, но на всякий случай чуточку отодвинулась. Хоть и дармовое платье, а жалко будет, если этот «освобожденный раб» его раздерет в порыве страсти. Если он сейчас в свою родную бабу, с которой два года спит, вцепился, как в любовницу, которая его три года за нос водила и наконец отдаться соизволила, то что-то у него в голове сдвинулось. Надо было в этом сдвиге разобраться, как говорится, поглядев со стороны. Поэтому Полина сочла за лучшее вообще слезть с кровати и спокойно раздеться. Стараясь не обращать внимания на то, что за спиной яростно скрипит кровать, пыхтит Таран, сладко постанывает и повизгивает Надька, Полина освободилась от платья, туфель и даже белья, а заодно повесила в шкаф Юркин пиджак.
После этого Полина уселась на кресло и стала любоваться трахающейся парой, вяло поглаживая животик и ляжки, а также изредка шевеля пальцами курчавые волосики. Как говорится, «поддерживала нужную температуру тела». Однако при этом она не забывала прощупывать то Юркины, то Надькины мозги, пытаясь разобраться в тех неожиданных странностях, которые проявились в их поведении.
То, что у Тарана вдруг пробудилась отчаянная страсть к собственной жене, объяснилось сравнительно легко. Просто Надька, одетая в дорогое вечернее платье и необычное для себя бельишко, с колье и сережками, с макияжем на лице и новой прической на голове, не говоря уже о целом букете непривычных запахов, произвела на Юрку впечатление, которое производит на мужчину незнакомая красавица. С Надькой произошло примерно то же, но несколько позже, уже после того, как Таран, выражаясь языком любовных романов, «вошел в нее» (правда, так и не сняв ботинок!). Она тоже почуяла и запахи незнакомые, и ощутила под руками непривычную для, Тарана рубашку, но главное — эту самую Юркину страсть, которая, извините, даже на прочности пениса сказывается. Фактически сейчас — и это Полине было даже приятно сознавать! — супруги снова друг другу изменяли.
Значительно сложнее оказалось выяснить, с чего это вдруг Таран и Надька стали понимать иностранную речь. Во-первых, потому, что Таран с Таранихой сейчас уже и думать забыли о лилипутах, изображавших семью Клинтонов, Монику с сигарой и кандидатов в президенты США, а во-вторых, потому, что сама Полина не могла сосредоточиться на серьезных мыслях. Уж очень возбуждающе на нее действовал вид задранных кверху Надькиных ножек в туфлях на высоком каблучке и интенсивно ерзающей между ними Юркиной задницы, туго обтянутой белыми брюками.
Тем не менее Полина доискалась до корней этого таинственного явления. Причиной тому послужила покупка «Феррари». Дело в том, что тогда, как уже говорилось, слабо разбирающаяся в автомобильных делах Полина подсознательно пожелала, чтобы Таран мог сам понимать то, что ему говорит итальянец. И в мозгу у Юрки «проснулся» некий «спящий центр», который позволил ему считывать информацию с мозга продавца. Примерно то же, однако несколько позже, произошло с Надькой, но уже тогда, когда они прихорашивались перед посещением ночного клуба. Только вот в какой конкретно момент Полина подсознательно передала ей приказ понимать невысказанную речь — неясно. Может, в ходе разговоров с визажисткой, а может, с маникюршей или парикмахершей. Так или иначе, но у Надьки тоже «проснулся» этот самый «спящий центр», и теперь Тараны на какое-то время стали способны читать мысли.
Полина этому отнюдь не обрадовалась. Почти так же, как заведомый монополист не радуется появлению конкурента. Одно дело, когда только ты читаешь чужие мысли, другое — когда и твои мысли тоже могут прочесть. Кроме того, неприятно было сознавать, что ее собственное подсознание может выдать некий приказ как бы помимо ее воли. Полина могла управлять другими людьми, в том числе и подавить у них всякие подсознательные реакции, контрсуггестию и прочее, но ее собственное подсознание было ей непокорно.
Конечно, когда она доискалась причин поначалу непонятных и даже пугающих явлений в головах своих «подопечных», ей стало полегче, она быстро «усыпила» те самые «центры», которые позволяли Таранам читать чужие мысли, и смогла сосредоточиться на созерцании завершающих мгновений акта супружеской любви.
Когда Надька, восторженно выдохнув, бессильно уронила ноги на постель, а Таран все еще продолжал шурудить в топке, Полина решила, что Таранихе вполне достаточно, а потому дала ему команду: «Ко мне, мальчик!»