Лондон: биография

Акройд Питер

В любом случае, связь между реальным и воображаемым в мире преступлений не распалась и в XX столетии. Томми Стил играл Джека Шеппарда в спектакле «Где Джек?», Фил Коллинз был Кутилой Эдвардсом в «Кутиле», Роджер Далтри — Джоном Маквикаром в «Маквикаре», а двое исполнителей из «Балета Шпандау» изобразили братьев Крей в одноименной постановке. Традиция «Оперы нищего» и «Беггарс-буша» жива по-прежнему.

Глава 30

«Вареные раки» и прочее

Если злодеи становились героями, то полицейские служили вечной мишенью для насмешек. Создавая сатирический образ констебля Догберри [56] в комедии «Много шума из ничего», Шекспир следовал давней традиции лондонцев, которые всегда любили поиздеваться над представителями закона.

Поначалу «стражи», как называли блюстителей порядка в течение многих веков, действительно были часовыми, охранявшими городские стены. В одном документе 1312 года говорится, что «во все дневные часы два человека, вооруженных

как должно, обязаны нести стражу у ворот, внутри или снаружи, дабы встречать тех, кто явится на коне или с оружием и пожелает вступить в Город». Но как же насчет внутреннего врага? Согласно обычаю, за порядком в каждом уорде следили «добрые люди», то есть попросту его жители, но в 1285 году была введена неофициальная система «народной» охраны: появились «стражи», которые подчинялись констеблю и должны были поддерживать порядок в своем районе. Каждый домовладелец, свободный от выполнения обязанностей бидля (церковного сторожа), констебля или мусорщика, время от времени отправлялся в дозор; увидев нарушителя, дозорные должны были поднимать крик, после чего хулигана ловили всем миром. В письменных источниках того времени встречаются сообщения о погонях за непокорными подмастерьями и арестах «ночных бродяг». Постоянно упоминаются также «буяны», которые пили, играли в азартные игры и избивали людей на улицах. Их хватали, сажали под замок, а наутро приводили к мировому судье.

56

В переводе Т. Щепкиной-Куперник этот персонаж носит фамилию «Кизил».

Участие в дозорах считалось общественной обязанностью, но у занятых своими делами домовладельцев вскоре вошло в обычай нанимать в «стражи» кого-нибудь вместо себя. Однако добровольцы зачастую оказывались людьми, мало к чему пригодными; отсюда характеристика лондонских ночных сторожей как «жалких стариков, у которых нет иного оружия, кроме фонаря да палки; они обходят улицы и выкрикивают время всякий раз, как пробьет колокол». Можно вспомнить и то, как собирал ночной дозор констебль Догберри из шекспировской комедии: «Ты, говорят, самый бестолковый, стало быть, лучше сторожа не найти, — вот и бери фонарь». В 1730-х в целях улучшения ситуации был принят закон о ночной страже и организована система оплаты труда дозорных из коммунальных налогов: законодатели надеялись, что теперь приходских пенсионеров заменят люди помоложе, — например, отслужившие свой срок солдаты или моряки, но практически все осталось по-прежнему. Сохранилась фотография одного из последних лондонских сторожей Уильяма Энтони, сделанная в середине XIX столетия: в правой руке у него палка, в левой — фонарь. На нем странная широкополая шляпа и длинное пальто, обычный наряд представителей этой профессии, а лицо его выражает нечто среднее между суровостью и скудоумием.

Лондонцы прозвали таких сторожей «чарли» и постоянно их высмеивали. Сторожа обходили городские улицы и якобы охраняли частную собственность. «Когда этот человек совершает свой первый обход, — писал Сезар де Соссюр в 1725 году, — он тычет своей палкой в двери домов и лавок, чтобы проверить, надежно ли они заперты, и если находит открытую, предупреждает хозяев». Кроме того, сторожа будили людей, «которым предстояло спозаранку отправиться в дорогу». Но на «чарли» трудно было положиться. В рапорте одного полицейского чина, решившего без предупреждения проверить посты в своем районе, сообщается:«…звал сторожей, но никто не появлялся… Констеблей нигде не было, одного сторожа встретил далеко от участка… оттуда пошел в ночной трактир и там обнаружил четверых сторожей из прихода Св. Климента за выпивкой». В XVI веке было широко известно, что они «выходят в дозор очень поздно, садятся где-нибудь на площади и засыпают либо потому, что много работали, либо от выпитого, а порою лишь потому, что тело ночью требует отдыха». И триста лет спустя их по-прежнему бранили, называя «старыми хрычами, ползающими не быстрее улитки», и говоря, что «силы у них в руках не достанет и на то, чтобы арестовать пятидесятилетнюю прачку, идущую домой после целого дня тяжелой работы». Нередко сторожа подвергались нападению пьяных забияк и хулиганов. Бывало, что «сторожа, дремлющего в своей будке между обходами, переворачивали вместе с будкой, и он беспомощно барахтался внутри, точно черепаха на спине, покуда не приходила помощь». Да и просто на темных улицах «буяны» частенько сбивали «чарли» с ног, раздраженные их монотонными выкликами.

Таким образом, в период с XIV по XVIII столетие охрану порядка в Лондоне трудно было назвать безупречной. Факты свидетельствуют о том, что средневековая система поддержания порядка внутри отдельных районов сохранялась в течение многих сотен лет; лондонцы сами следили за тем, чтобы у них в городе царила хотя бы относительная безопасность, полагаясь при этом на неофициальные органы местного правосудия. Карманников и проституток, а также врачей-шарлатанов и жуликов-торговцев по большей части не трогали. Муж-рогоносец удостаивался «шаривари» — шуточного концерта, исполняемого на «кастрюлях, чайниках и мозговых костях». Впрочем, из того, что призывы к созданию общегородской полиции так долго игнорировались, можно сделать вывод о сравнительно высокой эффективности этой «системы самообслуживания».

Но с ростом города возникла потребность во введении более жестких мер, направленных на обеспечение правопорядка. В 1750-х Генри Филдинг почти единолично создал на Боу-стрит полицейское управление, которое стало центром борьбы с

лондонской преступностью. Его сыщиков называли «малиновками» и «вареными раками» из-за их красных курток. К концу столетия число этих сыщиков увеличилось с шести до семидесяти, а в 1792 году в разных частях столицы было открыто еще семь полицейских управлений. В старом лондонском Сити, сохранявшем свою самостоятельность с эпохи Средневековья, к тому времени уже было введено регулярное полицейское патрулирование: «Дневная полиция» появилась в 1784 году, и тех, кто служил в ней, немедленно стали узнавать по их длиннополым синим мундирам, которые, по словам автора «Тройного древа» Дональда Рамблоу, «придавали им важности, когда они сопровождали осужденного к месту казни». От этих-то злополучных одеяний и произошла нынешняя полицейская форма. В 1798 году появилось полицейское управление Темзы, которое должно было обеспечивать порядок на набережных и складах, а также в новых доках, выстроенных на берегу реки; таким образом, прежняя система охраны по уордам и отдельным районам оказалась нарушенной. Семь лет спустя для борьбы с разбойниками на дорогах были созданы конные патрули.

Сохранилась картина 1835 года с изображением полицейского участка той поры. Это двухэтажное здание — судя по архитектуре, его построили в начале XVIII века, — стоящее на западной стороне площади около церкви Сент-Пол в Ковент-гардене. Окна первого этажа наглухо закрыты ставнями, а перед железными воротами лениво прохаживаются несколько полисменов в синих мундирах и черных шляпах. На подоконнике верхнего этажа стоят горшки с растениями, а на фасаде из белого кирпича ярко выделяется вывеска «Полицейский участок». Весь дом весьма органично вписывается в свое окружение, а комнатные растения словно напоминают о том, что рядом находится знаменитый цветочный рынок. Но видимость может быть и обманчивой. За фасадом времен королевы Анны прячутся подземные темницы, и имеет смысл заметить, что картина была закончена лет через шесть после принятия Закона о столичной полиции, резко изменившего ситуацию с охраной правопорядка в Лондоне.

Этот закон был принят ради того, чтобы победить коррупцию. Но, как часто случается в больших городах, те, кто должен был пресекать криминальную деятельность, постепенно начали смотреть на нее сквозь пальцы и даже потворствовать ей. Сыщики с Боу-стрит брали взятки деньгами и натурой и встречались со «злодеями» в тавернах. Это иллюстрирует как демократичность, так и коммерциализацию жизни в метрополисе. Поэтому Роберту Пилю лишь с большим трудом удалось провести свое предложение о создании в Лондоне централизованного полицейского аппарата. Некоторые видели в этом ущемление свободы горожан и, как писали в «Таймс», «изобретение, отдающее деспотизмом». Но Пиль, не уделяя внимания старой городской полиции, активно использовал в своих выступлениях перед специальным комитетом статистику уличной преступности и бродяжничества в Лондоне, благодаря чему его инициатива увенчалась успехом.

В 1829 году в маленьком уайтхолльском дворике под названием «Грейт-Скотленд-ярд» появилось управление «новой полиции» с семнадцатью отделами, куда было принято на службу около трех тысяч человек. Именно представителей этой организации мы видим на картине с изображением Ковент-гарденского полицейского участка; их легко опознать по черным цилиндрам и синим мундирам с фалдами, так называемыми «ласточкиными хвостами». Лондонцы не любили их и называли «синими дьяволами» и «синей заразой» — последнее было намеком на холеру, выкосившую множество людей в 1830-е годы. В 1832-м, когда неподалеку от Кларкенуэллгрин был заколот ножом безоружный констебль, коронерское жюри вынесло вердикт об «убийстве при смягчающих вину обстоятельствах».

Полицейские были выходцами из тех же районов и тех же слоев общества, что и нарушители порядка; таким образом, им вменялось в обязанность контролировать и арестовывать «своих». Как и их предшественники, сыщики с Боу-стрит, они были способны выпить лишнего и порой проявляли моральную нечистоплотность. Но подобные проступки карались немедленным увольнением, и в результате, согласно «Лондонской энциклопедии», «спустя четыре года от первоначальных трех тысяч осталось менее одной шестой части». Этих оставшихся называли «копперами» [57] и, менее выразительно, «лидерами» и «бобби» — производными от имени Роберта Пиля. Видимо, эти же прозвища каким-то сложным путем трансформировались в современное «старина Билл», звучащее слегка насмешливо, подобно прежнему «чарли». Вообще говоря, многие из таких наименований довольно живучи. В середине XX века полисменов часто называли «трупными мухами», но именно так Долл Тершит обращается к полицейскому во второй части «Короля Генрих IV»: «Тебя за это повесят, подлец, трупная муха!» [58] В последние десятилетия у полицейских появился и целый ряд новых, в основном обидных прозвищ. Однако специалисты по истории лондонской полиции отмечают, что уже лет через двадцать-тридцать после своего создания организация, учрежденная Робертом Пилем, стала довольно авторитетной и добилась немалых успехов в борьбе с преступностью.

57

От английского сор — разговорной формы глагола catch (ловить); отсюда же современное «коп».

58

В переводе Б. Пастернака эта реплика звучит так: «Вздернут тебя… анафема, моща посинелая!..» («Король Генрих IV. Часть вторая», акт V, сцена IV).