Лондон в огне
Шрифт:
Партнеры полезли спасать имущество, добытое честным и непосильным шпионским трудом. Укс рычал, ругался, но удивительные вещи действительно было жаль упускать…
…Мин рычал, Зу подвывала — они выздоровели. Ну, может, не на голову, но в остальном уж точно. Песок оставался теплым даже ночью, по берегу от города до Бухты Змеиных Родников имелась уйма гротов, склонов и карнизов с ровными камнями. А, и с неровными, тоже. И в мастерской было недурно, но если нельзя выть, так уже немного не тот восторг случается. Старый Гак уже выходил ночью с арбалетом, утверждал, что в саду какие-то мелкие йиены завелись. Ну почему же мелкие? Немного обидно.
Зу стала выше ростом, стройной и красивой. Если вглядеться.
Летняя ночь создана для прогулок и глупо этим не пользоваться. Тем более, лето уже шло к концу. Мин твердо решил отправляться на север с предпоследним караваном. Как раз «Новая собака» пойдет, большая часть моряков там знакома, поспокойнее путешествовать будет. Чернонос тоже считал, что засиделись — Глор он уже знал получше своего хвоста, успел подраться с собаками в Цитадели и вообще мучился вольными анархическими настроениями. И Зу, и крысу, будет полезно взглянуть на море с борта драккара, оценить истинную величину мира.
Днем выздоравливающие энергично ремонтировали чулан и разговаривали о севере. Зу расспрашивала о мастерских. Долине и ее обитателях, хотя и так почти всё уже знала. Ну, о мастерских, понятно, можно говорить вечно.
…— Все же не знаю. Я больше разрушать умею, а тут наоборот. И металла у вас мало. Будут ко мне ваши переростки придираться.
— Ты, главное, к ним сама не придирайся. Сработаетесь. А разрушать нам будет что. Война, она сама нас найдет, а диверсанты всегда нужны…
Но пока стоял мир и тянулось славное приморское лето, можно было завалиться на кучу стружек и взвыть тихим воем. Подождет война…
К войне готовились все. В Глоре проводились неспешные, но крайне хитроумные мероприятия на случай внезапной мобилизации. Мина частенько вызывали на консультации, сидели то в Гильдии, то в «Компании Нельсона», решали заковыристые технические вопросы. И в Новом Конгере шевелились на этот счет, и в Краснохолмье, и даже в крошечных Ливнях строили новый военный маяк. В иных мирах тоже напряженно работали: заглядывал Андрей, рассказывал о тревожной обстановке в сопредельностях. О возможной войне помнили на севере и на юге, и на Старой Земле, и в Лондоне, и даже в деревушке Туллох-Овкка, что в горной Шотландии. Питие виски здесь с некоторых пор не поощрялось, килты не особо носили, зато боевой хайхланд[1] танцевали с таким задором, что и описать невозможно. Народ здесь подобрался работящий, свиноводство процветало, девицы из соседних кланов замуж за деревенских шли с превеликой охотой. Смущал, правда, соседей, обычай еженедельного «майдануса», но Мак-Бул объяснял, что ритуал старинный, символический и худого в нем нет. И правда, ничего в Туллох-Овкке плохого не случалось — всё осталось в чопорной Англии, а то и дальше. Вспоминая Лондон и жахлывый «Нью-Крейн», плевали горцы-свиноводы в ту поганую сторону, а в какую еще непременно плюнуть надлежало, то из памяти поизгладилось.
Лондон порой вспоминали и в Медвежьей Долине, но без особых плевков. Летом с оказией попала в «Две лапы» симпатичная диадемка с бриллиантиками. В записке было сказано, «вот за подкладку завалилось, делимся для памятности». Милая вещица, пусть и полной бесполезности. Решено было, что сувенир на свадьбах долинные невесты будут надевать. На осень в деревнях свадеб порядком намечалось, а пока невесты в каминный зал заглядывали, на «принцесский венец» смотрели и от восторга ахали. Осень ожидалась урожайной, щедрой и праздничной. Да и какая мирная осень не праздничная?
Вот в самом Лондоне личный состав Второго Боевого Крыла Чистой Ночи твердо помнил, что война никуда не делась, строил запасной укрепрайон под парком Сент-Джеймс и напряженно трудился над формированием новых подразделений. Процесс
И только один персонаж этой бесконечной шпионско-политической эпопеи о Лондоне не вспоминал.
Тиф жила в хижине недалеко от дозорной башни, что стоит на Всхолмской дороге. С пологого склона виднелось море, до того огромное, что и поверить в него трудно. Днем можно было спуститься вдоль ручья в бухточку и осторожно окунуться на мелководье. Сияли ослепительные летние дни. Вдали по дороге двигались повозки, иногда скакали спешащие гонцы — Тиф смотрела на них со склона, щурилась на жаркое, как небывалая газовая горелка, солнце. День тянулся длинный и спокойный, приходил вечер, Тиффани засыпала, и спала, не видя снов, рассветные лучи вползали под крышу, и наступало утро… Отшельница выходила к ручью за водой, издалека приветствовала стражника на башне — тот отвечал привычным взмахом копья. Стражники никогда не подходили к хижине — было указано им на этот счет весьма строго. Да и не каждый герой рискнет напрашиваться в гости к молчаливой девице, что в одиночестве живет у заброшенного кладбища.
Это называлось «карантин», хотя кто в огромном городе Глоре знал то хитрое слово? А слово было хорошим, снизошло оно полным спокойствием на душу мисс Тиффани Лидл, согрело тело. Одинокой Тиф себя не чувствовала. По утрам она старательно прибирала между вольно разбросанных могил, методично срубала высокие колючки, расчищая заросшие тропки, днем варила обед и проверяла расчетные книги, что привозила молодая строгая женщина с чудным именем Син. Имелся у этой глорской деловой дамы немалый торговый бизнес, а умелых счетоводов на местных складах катастрофически недоставало. Платили за проверки не то чтобы особо щедро, но и не мало — в самый раз. Привозил на ослике продукты улыбчивый старик, рассказывал о городских новостях. Ну и иные гости бывали, как на подбор спокойные, рассудительные, не особо засиживающиеся. Тиф знала, что за ней присматривают, ждут не станет ли худо, не начнет ли кровью плевать. Боятся здесь заразы чахотки, что очень верно и правильно. Да и самой Тиф спокойнее — если помрешь, так и закопают, пусть с осторожностью, зато тщательно и надежно. А на таком кладбище и лежать приятно: смотри себе на море и дорогу, да наслаждайся…
Впрочем, умирать Тиффани Лидл не собиралась. Скорее, наоборот. С трепетом прислушивалась к происходящему внутри, высчитывала, когда… Да и иные мысли появлялись. Газеты в Глоре печатались смешные и тоненькие, но понять, как торговля идет и где заработать получится, вполне возможно. На первых порах малые вложения требуются, Син намекала, что поможет…
Но это потом, когда вторая жизнь появится и если кашля не будет… Кашля пока не было. Но Тиф знала, что загадывать не станет.
О Лондоне не вспоминалось. Вообще. Выжжено, выскоблено, огромной могильной плитой накрыто. Только один человек оттуда в памяти остался. Лохматый, грубый и нежный. Иногда Тиф казалось, что он вовсе и не из Лондона был родом. Никогда его не спрашивала, может, и к лучшему. Вдруг, он из Балаклавы был корнями? Почему-то казалось, что тот неведомый город очень похож на Глор. Может, потому, что все хорошие города чем-то схожи?
Города не бывают плохими. Они бывают вражескими. Но это проходит. Шпионы и дипломаты не дремлют, за войной непременно наступает мир. Главное в этом деле — хвосты вовремя отцепить. Вообще-то, мир хорошая вещь: всегда можно «Швепс» и лимонные пирожные на сушеную черноперку и свежие персики выменять. Эх, к чему нам те войны, шмондец их заешь?
[1] Правильнее «хайланд» — традиционный шотландский танец, построенный в основном на прыжках на полупальцах и работе ног, причем корпус держится всегда прямо. Элементы «шпагат в прыжке», «паучок» с опорой на руки и воинственным выбрасыванием ног вперед, привнесены в танец гораздо позднее и лишь в отдельных горных областях. Собственно, поэтому в настоящее время название танца произносится именно как «хайхланд» или «Хойхланд-Гопп».