Лондон. Темная сторона (сборник)
Шрифт:
Она — одна из них… другая… сильная .
Слова Ани гнали Хелдона через автостоянку позади торгового центра «Кингслэнд». Ровный, зажатый бетонными стенами пустырь между центральной улицей и железной дорогой. Редкие покупатели заходят в торговый центр таким окольным путем. Сразу за главным входом в супермаркет «Сейнзбериз» лавки предлагают лишь то, что и так доступно на Кингслэнд-стрит.
Серое утро, время школьных занятий. Кто-то из детей прогуливает урок.
Теперь вместе с ним скачет она .
Он обнаружил ее под пролетом внешней металлической лестницы. С поднятым капюшоном. Ничего не делающую.
Она одна из нас .
Этот момент он обдумывал снова и снова. Можно ли оправдать смерть? За одну ничтожную
— Привет. Почему ты не в школе?
— А вам-то что? Вы что, учитель?
Взмах удостоверением.
— Нет, я полицейский. И полагаю, тебе следует пойти со мной. Не волнуйся, никаких неприятностей. Я должен сделать одну очень важную вещь, и мне нужна твоя помощь. Не хочешь прокатиться на белой лошади?
Девочка без возражений последовала за ним.
Джо Макнелли
Юг
(Joe McNally
South)
Джо Макнелли — журналист и фотограф, живет в Лондоне уже десять лет. Он работал в таких разных изданиях, как «Фортин Таймс» и «Тейк Э Брейк». Это его первое опубликованное художественное произведение.
Место действия — Элефант и Касл
Как новичок в Лондоне, я оказался сразу же очарован этим городом более чем в одном смысле слова, что почти неизбежно. Я с пылкой страстью метнул свою шляпу к головным уборам тех, кто ставит себе целью читать город — я выхватывал и выуживал повсюду загадочные фолианты, которые, как я надеялся, могли мне помочь вступить в гудящие эхом залы, торжественно произнося Священные Имена Утраченных Рек, и без конца устремлял руки к тайным сообщениям, на которых основывались вымыслы.
Большей частью мои исследовательские экспедиции ограничивались северными берегами, а также, в силу специфики слияния неких случайных географических пунктов и особенностей работы заправочных станций, я попал и на таинственные островки мертвых между Майда-Вэйл и Ледброук-Гроув — в страну призраков, на земли запада, где слишком безжизненно даже для Бэлларда. О Лондоне естественно думать как о Карте Мира. Богатство и уют на западе. Богатство и бесплодие на крайнем севере. Убожество и промышленность на востоке (теперь меньше — доки как наследие былого, церкви, обращенные в поп-клубы). А на юге трафаретное Сердце Тьмы. Несообразные полосы безупречной кирпичной кладки вдоль реки. Кипящее и бурлящее месиво, о котором лучше и не думать.
Есть и не нанесенная на карту местность. Наш маленький «третий мир», пожалуй, излишне дикий для домашнего психогеографа. Бедность здесь не просто наследие, как в Ист-Энде, она реальна и размахивает перед вашим лицом розочкой из бутыли, выпуская вам в лицо облако перегара, прежде чем сбить вас с ног и обобрать до нитки. Есть причина, по которой чародеи не могут перебраться через проточную воду. Здесь они в течение часа выторговали бы ваш магический кристалл в обмен на камушки.
Но вот что меня поражает, когда я выхожу из подземки у Элефанта, у пика дельты, Старой Кентской дороги, нового Нила, бетонированная площадка, и ее полоса тянется, пока не исчезает, ведя к неведомому источнику в таинственных землях, которые, как полагается, существуют с внешней стороны шоссе М25. И здесь на пике дельты проложены туннели.
Их могли прорыть для нас, создавших свой особый культ города, для тех, чьи головы кружатся после безумных инициационных странствий под землей, наполненных едкими запахами топлива, долгих, до края накокаиненных походов по городу с влекущимися по следу что-то лепечущими безумцами, ожидающими возможности ввергнуть в пламя ублюдочный кристалл на скинутых нами отторгнутых тканях. И выигрыш здесь только обнаружение некоего нового темного места, где фанаты метрополиса могут пригвоздить тысячу любых бредовых тезисов. Здесь ряды дальнозорких планировщиков, истинных наследников плаща Диониса, сговорились или были подвигнуты некими незримыми силами сотворить игровую площадку для тех, кто не способен путешествовать подземными ходами, не задержавшись где-нибудь в попытке постичь тайну узоров, вызванных к прозябанию каждым пятном на
Это начинается, как только исчезнешь под землей вскоре после выхода со станции. Нет, с самого названия Элефант и Касл. Гномического, сперва предельно непостижимого, но затем обретающего зловещие обертона. Цех Резчиков, слоновая кость и сталь. Простая кость и лезвие ножа. Союз, по-прежнему ночами прославляемый здесь куда чаще, чем хулимый. Подземные тропы с их вандализированными или нечитаемыми знаками — это не что иное, как крутой вираж в сторону Крита, поклон перед ним. Стежки-дорожки, кажется, ловко рассчитанные на пробуждение ужаса перед неким ревущим териоморфом, который мог затаиться за каждым внезапным поворотом. На воцарение чистой паники.
Кое-где в неудачной попытке развеять эти хтонические страхи стенные росписи могли быть разбавлены картинами из некоей истории, не имеющей отношения к Южному Лондону — сцены в джунглях, подводные чудеса. Акулы патрулируют эти стены. Но не следует отвергать мысль о гении мест. Он убивает радость, преобразует ее порой в манию. Каждая ухмылка приобретает отныне зловещий оттенок. Бойкие уличные торговцы и их откормленные коняги сообщают атмосфере смутное беспокойство, подобно рисункам на стенах детской в сгоревшем доме. Осыпавшиеся и выцветшие, они стали отчаянным выражением чего-то, на что можно только намекнуть средствами самого уклончивого символизма, личностно значимой аутичной мешаниной из Гофмана и Райдер-Уэйта.
Меж двух станций я задерживаюсь для разговора с бездомной женщиной. Она сидит, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене. Она, наверное, лет на пять-шесть моложе меня, но выглядит на десять старше. Перед ней лежит раскрытая книга, огромная книжища в бумажной обложке. Я спрашиваю, что она читает, готовясь не выказать неучтивости, если окажется, что Толкиена или кого хуже. Ничего подобного, это антология классического детектива: Чендлер, Уиллефорд Хаймс. А на обложке горят слова: «Дешевое Чтиво». Она объясняет, что купила книгу, так как думала, что та имеет отношение к фильму. Сейчас она прочла примерно половину. Я даю ей фунт и советую отложить на покупку новой книги. Фунт — это хотя бы что-то, что я могу. Она уже уходит в чтиво, как в тень, прокладывая себе путь в паутину метафор. Судьба, какой ни одному человеку не пожелаешь и какой никого не одаришь без выгоды для себя. Это, в конце концов, род смерти. Настоящая женщина сидела в подземном переходе и читала настоящую книгу. Да, я остановился, я с ней заговорил, я дал ей денег. Но, сведя ее до этой мимолетной встречи, я с торжеством отрицаю всю ее остальную жизнь. И при этом непрерывно похлопываю себя по спине, гордый своим острым, как бритва, инстинктом читателя, и грежу о Катастрофе.
Ее втянуло в книгу. В ее антологию, а не в это чтиво. Здесь и сейчас я единственный в этом особом странствии. Она ждет чего-то иного, не того, что получила. Но теперь понимает, что лучше покончить с тем, что ей досталось. Вступить в лабиринт и лицом к лицу… Удачный ответ, как правило, какой-нибудь жалкий утешающий психолепет, позаимствованный из недослышанной болтовни о Фрейде, у которого вы ничего не читали. Или еще хуже — у Джорджа Лукаса. Вы, ваши родители, ваша темная сторона. Правда в том, что вы сталкиваетесь с лабиринтом как таковым, с тем конечным выражением идеи странствия, когда оно становится своей собственной целью. Что бы вы там ни встретили, это лишь функции лабиринта. Мелкие сплетни всплывают из дней «Фортин Таймс» на поверхность. Очерк Пола Деверо о южноамериканском храме, который замышлялся как шаманская машина. Посвященному давали отведать кактуса-галлюциногена, затем посылали в храм. Каждая часть храма обставлялась так, чтобы усилить какую-либо сторону психоделического опыта. Стены менялись от дающих гулкое эхо до акустически глухих. Водяные желоба рассчитывались так, чтобы порождать звуки, исходящие словно ниоткуда. Загадочные источники света. Кактус, который там применялся, Сан-Педро, теперь доступен любому в Кэмдене и на Портобелло-роуд. Но схрумкайте ломтик-другой этого зелья и суньтесь сюда, подумать жутко, что с вами станется. Уж всяко вы не превратитесь в воющего прорицателя во тьме кромешной, истолковывающего аккуратные пятнышки. Знаки, какие можно прочесть тут, опалят мозг откровением, ударят по сознанию чистой каббалой, восстановят единство правого и левого полушарий под черепом, обратят чтеца проводящую трубу для Гласа Лабиринта.