Лондон
Шрифт:
– Ты не мог бы о нем рассказать? – нетерпеливо донимала она Силверсливза днем раньше.
Немного подумав, тот ответил одно:
– Говорят, у него прескверный характер.
Как они могли так обойтись с ней? Причина чрезвычайно проста. Благодаря грамотному правлению отца король Ричард Львиное Сердце был в числе богатейших монархов христианского мира – всяко богаче своего соперника, короля французского. Но Крестовые походы – дело дорогостоящее. Когда двумя годами раньше папа объявил третий, призванный освободить Иерусалим от мусульманского правителя Саладина, король Генрих II ввел
Ричард, вообще говоря, едва ли прежде ступал на английскую землю.
– Скажу откровенно, – делился он с людьми ближнего круга, – Англия представляется мне сырой и скучной. Но, – добавлял король бодро, – мы любим ее за колоссальную прибыль.
Поэтому летом 1189 года на продажу выставили все: шерифские должности, торговые привилегии, налоговые льготы. «Найдете покупателя, – обронил король, – я и Лондон продам». В активе у него имелось множество наследниц и вдов, которых он, по случаю кончины его вассалов, получал в свое распоряжение, опекал и жаловал кому заблагорассудится. Это означало, что при острой надобности в наличности он мог продавать этих аристократок тем, кто заплатит дороже.
Силверсливз отлично понял, что нужно новому монарху. Ида была седьмой вдовой, которую он выискал и продал, – на всех ушло меньше шести недель. Он гордился сделкой. Ида бедна. За ней не было никакого поместья. Не знай Пентекост, что богатый вдовец Булл искал себе благородную супругу, Иду он мог и не продать. Однако теперь, коль скоро ее неотвратимое замужество вносило лепту в Третий крестовый поход, Пентекост мог обернуться и хладнокровно заметить при виде ее слез:
– Не горюйте, мадам. По крайней мере, вас продают ради высокой цели.
Последний удар был нанесен вскоре, когда они въехали на Уэст-Чип и устремились вдоль пестрых торговых рядов. Едва поравнявшись с норманнской церквушкой Сент-Мэри ле Боу, Силверсливз повернулся к Иде и, указывая на группу купцов у двери, произнес:
– Вон он. Который в красном.
Увидев грубое, багровое лицо и кряжистое тело будущего супруга, Ида лишилась чувств.
Покуда очевидцы приводили ее в себя, Пентекост праздно наблюдал, но мысленно уже отрешился от незадачливой молодой вдовы. Имелись вещи поважнее – дела неотложные, среди которых главным была его карьера.
На взгляд поверхностный ему впервые за двадцать лет открылись блестящие перспективы. Дело не только в уходе со сцены его старого недруга короля Генриха, но и в некоторых чудесных и неожиданных событиях. Он обрел покровителя.
Уильям Лонгчамп добился всего собственными силами. Упрямый, толковый, глубоко честолюбивый, он уже высоко вознесся на службе у Плантагенетов и сколотил огромное состояние. К моменту знакомства с Силверсливзом он обдумывал следующий крупный шаг, а потому нуждался в прислужнике, который целиком бы зависел от его доброй воли.
Пентекоста всегда озадачивал тот факт, что, сколько бы он ни трудился в Казначействе, его начальники ему так и не доверяли. Поэтому, когда его неожиданно приветил Лонгчамп, он удивился не меньше, чем обрадовался.
– Если угожу ему, он нас озолотит, – пылко сказал Пентекост жене.
Бедным Пентекост не был. Отец почил в бозе несколько лет назад и оставил ему
– Лонгчамп метит в канцлеры Англии, – объявил он родным. – Ему придется выплатить королю огромную сумму за должность, но дело стоит того.
Жена поцеловала его, а дети захлопали в ладоши и загалдели – им, дескать, тоже немало перепадет.
Была лишь одна загвоздка. До коронации Ричарда Львиное Сердце оставалось меньше десяти дней. И почти сразу после коронации тот покидал королевство и отправлялся в свой героический Крестовый поход в Святую землю. А вот вернется ли он? Некоторые считали, что нет. Смертность среди крестоносцев была высокой. Многие погибали в бою, но еще больше – от болезней и бедствий в долгом и опасном путешествии на Восток. А если и уцелеет, к чему вернется? Силверсливз обдумал ситуацию, и она ему не понравилось.
Положение в империи Плантагенетов было не из легких. На обширное наследие короля Генриха претендовали трое: Ричард, его брат Джон и их племянник Артур. Основная часть империи досталась Ричарду; Артур получил древнюю провинцию Бретань, но Джону, темной лошадке, осталось лишь несколько богатых поместий, включая области на западе Англии, в обмен на обещание держаться подальше от островного королевства, покуда брат будет в отъезде. Еще хуже было то, что если бы Ричард умер, не оставив сына, то вся империя, по мнению Джона, перешла бы не к нему, а к мальчишке Артуру.
Это было опасно, спору нет. Опустевшее королевство. Недовольный брат. Да и другие обстоятельства, заслуживавшие внимания. Обдумывая их, Силверсливз счел положение весьма тяжелым.
Но в одном он был уверен: какая бы измена ни предстояла, он не ошибется в выборе стороны. Перед мысленным взором вырастало повышение, о котором он некогда мечтал. Он собирался быть осторожным. Крайне осторожным.
– И буду делать, что должен, – заверил он тем утром жену.
Сестра Мейбл явилась в собор Святого Павла спозаранку, то был ее обычный визит к духовнику. Но сегодня в кои-то веки ей было в чем исповедаться.
Еще с момента своего видения многолетней давности Мейбл знала, что дьявол имел виды на бедного брата Майкла, а возможно, и на нее. Сама она, разумеется, отдавала себе отчет в принадлежности своего друга к мужскому роду, но монашеская аскеза всегда оставалась непреодолимой защитой. Теперь, однако, когда явился змий, последний оказался столь хитер и проворен, что застал ее врасплох.
Случилось это в субботу утром на конной ярмарке, и Смитфилд был запружен людьми. Они с братом Майклом прогуливались, восхищаясь лошадьми в загонах, и уж совсем было собрались вернуться в больницу, как вдруг внезапно услышали встревоженный крик, а после – женский визг. Они обернулись и увидели здорового гнедого жеребца, несшегося сквозь разбегавшуюся толпу. Брат Майкл думал недолго. Он метнулся наперерез и схватил коня под уздцы. Жеребец остановился не сразу, на помощь бросились еще двое мужчин. Крики, неразбериха, треск рвущейся ткани. Через несколько секунд брат Майкл в едва ли не полностью распоротой рясе вел жеребца по Смитфилду назад, сияя как маленький.