Лондонские сочинители
Шрифт:
— Давно же вы у нас не бывали, Уильям.
— Я знать не знал о вашем недомогании.
— Недомогание? Никакого недомогания. Я просто отдыхала.
— Конечно. Понимаю.
— Хорошо, что вы наконец зашли. Мы с папой часто о вас говорим. Правда, папа? — Мистер Лэм испуганно посмотрел на дочь и ничего не ответил. — Надо напоить вас чаем. Тиззи! — Служанка остановилась на полпути к двери и повернула обратно. — Пожалуйста, чаю нашему гостю, — жестким непререкаемым тоном распорядилась Мэри. — Садитесь же, Уильям. Расскажите о чем-нибудь.
Ее непривычное поведение и суровый тон смутили и обескуражили его.
— Пьесу
— Правда? Чарльз будет рад это узнать, — рассеянно сказала она, будто и не слушала Уильяма. — Где же, интересно, наш чай? Так похоже на Тиззи. Страх до чего бестолкова. Поражаюсь тебе, папа, как только ты ее терпишь? — Мистер Лэм по-прежнему раскачивался взад и вперед. — Вы слышали, что Чарльз не дал нам сыграть Пирама и Фисбу? Гадко с его стороны.
— Я встретил на улице мистера Дринкуотера.
— Встретили Дудку? Бедненький Дудка. Он лишился музыки.
Уильям не знал, что на это сказать.
— Я всем вам пришлю билеты, — пробормотал он.
— Билеты?
— На «Вортигерна», мисс Лэм.
— А почему вы не зовете меня Мэри?
И она залилась слезами.
Уильям в ужасе глядел на нее; в комнату поспешно вошла Тиззи.
— Ну куда это годится, мисс, не надо было вам вставать с постели. Простудились, вот теперь и расхлебывайте.
Она сделала знак Уильяму, что ему лучше уйти. Бросив растерянный взгляд на сидящего на ковре мистера Лэма, Уильям вышел из гостиной.
Глава одиннадцатая
И вот настал вечер первого представления «Вортигерна». Зал «Друри-Лейн» был набит до отказа. Сквозь щелку между кулисой и занавесом Уильям разглядел знакомые лица. У сцены сидели Чарльз, Мэри и их отец. В ложе «Гамлет» расположились Сэмюэл Айрленд, Роза Понтинг и Эдмонд Малоун. Том Коутс и Бенджамин Мильтон стояли плечом к плечу в партере, тем не менее Уильям заметил за их спинами Селвина Оньонза и Сигфрида Дринкуотера. Через боковой вход в зал только что вошел Томас де Куинси и теперь разыскивал свое место. В ложу «Макбет» посадили двух членов парламента с женами, а ложу «Отелло» целиком предоставили многочисленному семейству Кембла. В ложе «Лир» восседал граф Килмартин с любовницей. Казалось, весь Лондон съехался в театр. Уильям не мог заставить себя присоединиться к зрителям. Он настолько оробел, что решил остаться за кулисами. Смотреть пьесу из зрительного зала было бы для него столь же мучительно, как если бы пришлось играть в ней самому. Слишком уж она была ему дорога.
Тем временем за занавесом кипела работа. Сам распорядитель спектакля двигал здоровенный валун к центру подмостков, а главный бутафор насаживал ветки на ствол искусственного дерева. Декорации изображали поляну в густом лесу древней Англии, и несколько рабочих спешно расставляли на дощатом полу кусты и поросшие мохом камни. С помощью блока подняли на веревке луну, и главный бутафор немедленно затянул старинную песенку: «Отчего, скажите мне, нет мартышек на Луне?», которую с большой охотой распевают в трактирах. Уильяму тут же вспомнилось, как ее пел отец, когда они вдвоем катались на лодке по Темзе недалеко от Хаммерсмита: день выдался жаркий, Сэмюэл Айрленд исправно налегал на весла, и от него крепко пахло потом.
— Успех будет грандиозный, мистер Айрленд, — раздался сзади голос Шеридана; он стоял за спиной Уильяма, в тени раскидистого дуба. — Я возлагаю на эту премьеру большие надежды.
— Как вы думаете, зрители того же мнения?
— Естественно. Какой англичанин останется равнодушным на представлении новой пьесы Шекспира? Они будут рукоплескать, мистер Айрленд. Кричать «ура!». Быть может, даже вызывать автора.
— Автор, однако же, навряд ли появится.
— Шучу, сэр. Но вы, как первооткрыватель пьесы, можете выйти на поклон.
— Нет-нет. Это исключено.
— Ну, хотя бы для того только, чтобы рассказать об обстоятельствах своей счастливой находки.
— Не могу, мистер Шеридан. Никак не могу. — Идея Шеридана заметно испугала Айрленда. — Перед такими зрителями я и слов достойных не подберу. Слишком уж публика… авантажная.
— Извольте, мистер Айрленд. Коли вам угодно, можете отсиживаться в костюмерной. В таком случае придется от вашего имени выступить мне. «Молодой человек, который по счастливому стечению обстоятельств наткнулся на целый ворох доселе никому не ведомых и никем не виданных бумаг, исписанных рукою Шекспира»… и так далее в том же духе. Из этого может выйти прекрасный эпилог для следующего спектакля. Как вам такое начало?
Приняв эффектную позу, Шеридан продекламировал:
Восславлю Барда, равных нет кому, И юношу, что другом стал ему. Шекспир и Айрленд — вместе навсегда. Воздайте должное им, господа!— Ну-с, пойдет? — поинтересовался он.
— Можно кое-что добавить, — проговорил Уильям:
А кто ж поднимет Бардово перо, Приимет славы жгучее тавро? Век жалок, жалок и поэтов стих, Купель театра, видно, не для них.— Да у вас талант, мистер Айрленд! Но не надо сетовать на наш жалкий век. Это лишь повредит делу. Лучше заклеймить критиков. Как вам такое:
За малый промах критики бранят Театр, актеров, пьесу — всех подряд.Не дав Шеридану закончить четверостишие, Уильям подхватил:
Кто промахи лишь видит — не судья. Судите в целом, заклинаю я!— Мои поздравления, мистер Айрленд. Вы настоящий поэт.
— Об этом я и не мечтаю, сэр.
— Вздор. Когда-нибудь вы непременно сочините пьесу. Мне это ясно как день.
К Шеридану подошел распорядитель спектакля.
— Декорации дивные, просто чарующие. Дремучий лес. Как в давно минувшие времена. Зрители растают от восторга и умиления, мистер Шеридан.
— А Кемблу есть место, где развернуться?
— Да, специально для него соорудили скалистую площадку.
— Что миссис Сиддонс? Меня беспокоит ее парик, как бы он не зацепился за ветки. Помните ту злополучную историю, что приключилась с нею в «Близнецах из Тоттенхема»?