Лондонские тайны
Шрифт:
— Это он тебе сам скажет, — отвечал Измаил с приятной улыбкой.
— Я не хочу видеть его, не желаю говорить с ним!
— Ты должна! — произнес он грозным, повелительным голосом. — Я сию минуту приведу его.
— Я не хочу видеть его! — повторила я, собрав последние силы, которые придавало мне ваше присутствие, Бриан.
Я почувствовала, что пальцы Измаила как бы впились в мою руку, в глазах его сверкал дикий пламень, он приблизил лицо свое к моему.
— Знаешь ли ты, — проговорил он задыхающимся от бешенства голосом, — что ты принадлежишь мне,
Бриан, вы были тут, и ваше присутствие придавало мне неимоверную твердость и силу. Я тогда была уже вашей всей душей и потому я не устрашилась последних угроз Измаила.
— Вы можете убить меня, — отвечала я, — но не принудите согласиться на ваши требования.
— Так я же убью тебя! — вскричал он в припадке страшной, зверской ярости. — Я убью тебя. Не вдруг, а постепенно, ты умрешь в невыразимых мучениях… Какой демон внушил тебе сопротивление, несчастная!
— Он вытер платком пену, выступившую на его губах, прошелся по комнате и с принужденной улыбкой подошел ко мне:
— У меня самого так же мало благоразумия, как и у вас, мисс Сюзи, сказал он, стараясь казаться хладнокровным это смешно! Слушай, мы оба не правы, поговорим спокойно, я требую от тебя пустяков, почему ты не соглашаешься?
— Вы желаете отдать меня одному, тогда как я хочу принадлежать другому.
— Ты хочешь! — повторил он, едва сдерживая бешенство. — Но ты забываешь, что я твой отец?
— Я помню это.
— Значит, ты должна повиноваться!
— Не хочу.
Измаил судорожно сжал кулаки и прошелся по комнате.
— Мисс Сюзанна, — сказал он холодно и с насмешкой, ты очень добродетельная девушка. Это тем лучше для князя, который через десять минут будет здесь. До свиданья, мисс Сюзанна! — И он поспешно вышел.
Я хотела кричать, но не имела сил; хотела бежать — ноги отказались служить мне… Я еще раз взглянула в отверстие. Измаил приблизился к князю и шепнул ему на ухо. Князь улыбнулся и взгляд его обратился к занавесу, это спасло меня, милорд! Я вскочила, выбежала из комнаты, так как двери не были заперты и спустя минуту была уже на улице. Я бежала до тех пор, пока не упала, лишившись чувств, на холодную мостовую.
Куда мне идти? Я не знала. Легкое бальное платье не могло защитить меня от пронизывающего холода; я была одна, в незнакомом месте, ночью… Однако я была счастлива, что спаслась от угрожавшей мне опасности. Счастье мое было так велико, что я даже забыла, что не имела никакого пристанища в Лондоне и что завтра же я подвергнусь страшному гневу Измаила! Я все забыла! Позвав извозчика, я приказала отвести себя в Гудменс-Фильдс, где, как вам известно, находился дом моего отца.
— Как! — вскричал Бриан. — Вы поехали в дом этого чудовища?
— Я уже говорила вам, — продолжала Сюзанна, — что не думала ни о чем, не думала о будущем. Когда я приехала домой, Измаила еще не было там. Вместо того, чтобы отправиться
Около одиннадцати часов утра послышались шаги Измаила. Я прижалась к уголку, а Ровоам сел на свое место и принялся за работу. Измаил вошел.
— Досадно! — ворчал он, запирая дверь. — Досадно! Князь требует, чтобы я возвратил ему задаток. Держи карман! Не в моих привычках возвращать! Ты, немой черт, — продолжал он, обратившись к Ровоаму, — скопируй мне этот вексель, да смотри, не испорти оригинала, или я выбью из тебя твою душонку!
Ровоам трясся, как в лихорадке. Он искал ножика и не мог найти, ему не удавалось очинить пера. Измаил между тем ходил взад и вперед по комнате. Молчание продолжалось около четверти и часа.
— Скоро ли ты кончишь? — обратился отец к Ровоаму, подойдя к столу.
Стул, на котором сидел немой задрожал и я поняла, что Ровоам сделал ошибку.
— Негодяй! — вскричал в бешенстве Измаил. — Я предупреждал тебя беречь вексель! О, ты дорого заплатишь мне за это!
Вот что произошло. Отец мой приказал Ровоаму срисовать подпись князя, для того, конечно, чтобы при случае употребить ее в дело. Но бедный немой совершенно растерялся и копируя подпись, проводил по ней не обыкновенным, назначенным для этой цели, инструментом, но острой граверной иголкой, которая и прорезала бумагу.
На Измаила было страшно смотреть. Глаза его налились кровью; в лице его было судорожное движение, губы раскрылись и изо рта смотрел ряд сжатых, скрежетавших зубов. Мне пришло в голову, что пришел конец для немого, который был неподвижен, как статуя. Только капли холодного пота, катившиеся по лбу его давали знать, что в нем еще сохранилась жизнь.
Пробыв с минуту перед своей жертвой, как бы намереваясь растерзать ее собственными руками, Измаил бросился к стене, схватил висевшую на ней плеть со свинцом и в ту же минуту стул Ровоама задрожал. Я зажмурила глаза, я слышала, как сыпались удары на спину несчастного… О, что я чувствовала, милорд!
Вдруг дикий, неестественный крик вылетел из груди несчастного. Глаза мои невольно открылись. Один прыжок — и Ровоам стоял перед своим мучителем. Страшная борьба завязалась между ними, только слышно было глухое хрипение немого и свист плети. Спустя минуты две Измаил лежал на полу. Ровоам сжал ему горло, уперся одним коленом в грудь и оскалив длинные, белые зубы, дико смеялся. Другою свободной рукой немой схватил со стены длинную веревку и крепко связал моему отцу руки и ноги.
Все это я видела, милорд, и не могла шелохнуться. Ужас сковал все мои члены, мне представлялось, что мне снится страшный, фантастический сон.