Лондонские тайны
Шрифт:
— Как, они вас мучают без причины? Я не допущу этого, я защищу вас. — Но вдруг она умолкла, заметив быструю перемену на лице Клары. Не успев расспросить Клару о причине такой перемены, она вдруг услыхала мужские голоса. Она обернулась и увидела человека, который с яростью смотрел на остатки обеда.
— Как вам не стыдно, миледи, лезть не в свои дела, — с досадой ворчал Раулей. — Что скажет теперь доктор?
Сюзанна, не обращая внимания на слова помощника-отравителя, стояла перед постелью и злобно поглядывала на Раулея.
— Что вы глядите так злобно? — ворчал Раулей, удаляясь в другой угол, и про себя добавил: «Не думает ли она, что я боюсь ее? Да нет, у меня есть капли, которые подействуют уже через несколько минут. Но все-таки как бы удалить ее от нас».
К величайшему неудовольствию Раулея его желание не могло исполниться: в это время вошел доктор Муре.
— Что это значит? — спросил он у Раулея, показывая глазами на леди.
Ее привел сюда сэр Эдмонд через потаенный коридор, — отвечал Раулей.
— Я приказываю вам увести ее отсюда и удалиться самому.
— Нет, я не выйду отсюда, — отвечала твердо Сюзанна.
Доктор Муре пришел, чтоб совершить страшный опыт, но при Сюзанне это было невозможно.
Глава тридцатая
ЖИД С ДОЧЕРЬЮ
Боясь, что Сюзанна уступит просьбе доктора, бедная Клара приподнялась и тихо проговорила:
— Умоляю вас, не покидайте меня, не дайте мне умереть здесь с голоду.
— Оставить вас! — вскричала Сюзанна. — Это невозможно, никакие просьбы, никакие угрозы не заставят меня вас покинуть.
— Какова женщина! — вскричал Раулей. — Я вам приказываю удалиться отсюда или вы меня еще узнаете, — бешено закричал Муре.
— Я знаю, что вы изверг, что вы хотите убить ее, но я не допущу этого, — смело сказала Сюзанна.
В это время явился слепец Эдмонд Маккензи. Его никто не заметил и он, остановившись у порога, не мог понять, что происходит. Решительный ответ Сюзанны заставил его задрожать.
— Я прошу вас немедленно удалиться, если вам не надоело жить.
— Я вам опять повторяю, что не оставлю ее одну, — вскричала Сюзанна.
Опустив руки в карманы, доктор ходил по комнате и придумывал, как удалить Сюзанну, но, когда ему на глаза попался Раулей, он диким голосом закричал:
— Вон! Я уже несколько раз это повторял.
Раулей поспешил выйти. Оставшись один, Муре с бешенством бросился к Сюзанне, но слепец оттолкнул его.
— Как ты смеешь меня останавливать? — вскричал Муре.
— Не сметь убивать эту женщину! — закричал в ответ Тиррель.
— А кто мне запретит?
— По двум причинам не смеете вы убивать ее. Первая та, что Рио-Санто велел мне ее беречь.
— Как? — удивился доктор.
— А мы должны беспрекословно исполнять волю Рио-Санто, — заметил слепец.
— Но она знает мою тайну и выдаст меня, — возразил доктор.
— Не беспокойся, — отвечал Тиррель, — я вполне уверен, что она не выдаст твоей тайны.
— Но кто же поручится мне в этом?
— Я поручусь тебе — она дочь моя, дочь Измаила Спенсера.
Сюзанна, услыхав эти слова, вскрикнула и упала без чувств.
Глава тридцать первая
МАРКИЗ РИО-САНТО
За двадцать лет до описанных происшествий, в Лондоне, в Сен-Джильском квартале проживала бедная семья, состоявшая из отца, матери и двоих детей. Глава семьи носил имя О'Брина. Ирландский дворянин, предки которого были не без известности, христиан О'Брин попал мало-помалу в число арендаторов одного протестанта-лорда, в руках которого находилось имение его предков.
Трудно представить себе что-нибудь более достойное сожаления, чем жизнь ирландских арендаторов. Однако Христиан О'Брин своими усиленными трудами и заботами вел сравнительно безбедное существование, так что мог еще дать сыну хорошее образование. У него сохранился небольшой клочок собственной земли, остаток бывшего имения, который много помогал ему в трудной жизни.
Но в одно прекрасное время управляющему лорда пришло в голову оттягать у него и этот, последний, остаток. Начался процесс, в результате которого несчастный О'Брин лишился и этого клочка поземельной собственности. Лорд-землевладелец, взбесившийся дерзостью ничтожного арендатора, дерзнувшего вести процесс с его сиятельством, лишил его и аренды.
Что же оставалось несчастному О'Брину? Смерть, или Лондон. Семья заставила выбрать последнее. Он поселился в Сен-Джильском квартале, нищета и грязь которого приобрели всемирную известность.
В каждом большом городе есть свой уголок, где находят прибежище нищета со своими неизбежными спутниками — голодом, пороками, преступлениями. Но ни один город в свете не может поравняться в этом отношении с Лондоном, этим громадным чудовищем оборотной стороны человеческого прогресса и цивилизации. Знаменитая улица Офевр и Сент-Марсельское предместье Парижа не заражают по крайней мере своими миазмами благородной части города. В Лондоне все перемешано и перепутано. Везде циничная и отвратительная нищета имеет случай позавидовать безумной роскоши и богатству, которые, как нарочно, лезут в глаза. На каждом шагу великолепнейшие улицы, со своими магазинами, газом, грозными полисменами, соединяются грязными и темными переулками, где опасно ходить. Всюду на тротуарах богатая, беззаботная толпа, а на грязной мостовой коченеющий от голода и холода старик или ребенок!
Но самое ужасное и позорное это соседство аристократического Гольборна с Сен-Джильским кварталом, который в устах бездомной и бесприютной, но остроумной толпы невольных евангельских птиц получил имя Новой Ирландии! Всевозможные на свете пороки и преступления соединялись здесь. Человек забывал о Боге, небе, аде и приходил в состояние скотского отупения и зверства.
А рядом чванная и гордая знать!
Уверяют, что теперь, в 1845 году, Сен-Джиль далеко не тот, что был в 1820 году! Боже! Что же было тогда?!