Лондонские тайны
Шрифт:
Здесь-то и поселился Христиан О'Брин в надежде найти себе средство к жизни. Но увы! Все его надежды скоро разлетелись в пух и прах. Отчаянье овладело им.
Мистрисс О’Брин, кроткая и добрая женщина, ничего не знавшая кроме семьи, нежно любила детей и совершенно подчинялась воле мужа.
Единственным утешением горькой доли О'Брина была шестнадцатилетняя дочь Елизавета, красивая и умная девушка, умевшая разгонять хмурые морщины на лице отца.
Странный решительный характер сына сильно тревожил Христиана О'Брина. Восемнадцатилетний Ферджус О'Брин отличался удивительной, поразительной красотой. Едва ли во всем Лондоне можно было сыскать еще такое идеально прекрасное лицо. Ум, сильная воля, решительность, гордость, прелестность и мягкость все соединилось в этом лице, очаровательному облику которого могла позавидовать любая красавица.
Прежде Ферджус помогал отцу в сельских занятиях. В Лондоне он поступил в громадную типографию Болдериуса и Мунка. Ферджус работал неутомимо и был почти единственной опорой семьи, так как Елизавета зарабатывала немного. В свободные часы вниманием Ферджуса овладевали книги, которые он доставал в типографии.
Старики при первой возможности старались отложить хоть немного денег, питая себя надеждой скопить необходимую сумму, чтобы возвратиться в милую им Ирландию. Там надеялись они выдать свою Бетси (сокращенное Елизавета) за какого-нибудь фермера, тогда как Ферджус, который, по-видимому, если и был на что-нибудь годен, то не иначе как в чем-нибудь книжном, остался бы в Лондоне.
Но деньги скапливались медленно. Тоска по родине, эта смертельная болезнь несчастных ирландцев, овладела О`Брином. Жена его также стала заметно чахнуть.
Ферджус работал еще усиленнее, еще неутомимей. Но мрачное отчаяние не позволяло старику заметить, какое сокровище доброты, мужественной силы и сыновней преданности заключалось в сердце его сына. О'Брин возненавидел Англию, в которой удерживала его роковая необходимость. Ненависть росла вместе с тоской по родине. Ненависть к Англии часто вырывалась наружу в красноречивых, хотя и безрассудных жалобах, которые глубоко западали в сердце страстного Ферджуса. Он молча выслушивал жалобы отца, но молнии гнева и страсти сверкали в его необыкновенно кротких глазах.
Среди общего уныния одна Бетси сохраняла свою веселость. С каждым днем она все раньше уходила в магазин относить работу, а потом занималась собой и своей наружностью. Кокетливость стала очень заметна в ней.
Ферджус сильно и нежно любил сестру. Раз, возвратившись из типографии, Ферджус не нашел ее дома. Мистрисс О`Брин едва сдерживала рыдания, Христиан разражался проклятиями против Англии, похитившей у него дочь. Так прошло время до самого утра. Бетси исчезла.
Ферджус был очень мрачен. Едва начался рассвет, он молча поцеловал родителей и пошел искать Бетси. Вечером он вернулся усталый и измученный. Расспрашивать его не стали. Отец с трудом повернул к нему голову. Он уже умирал.
— Англия отняла у меня все! — простонал он. — Хлеб и дочь!
Мрачный и бледный Ферджус по-прежнему молчал.
— Хищники и убийцы! — вдруг бешено закричал отец, и голова его бессильно откинулась на подушку. Собрав последние силы, он прохрипел:
— Я умираю, Ферджус. Сестра твоя обесчещена. Ненависть и мщение Англии!
Эти слова поразили Ферджуса.
С диким воплем кинулась его мать на охладевавшее тело мужа. Потом перестала плакать, и с отчаянным спокойствием подняла одеяло и улеглась рядом с мужем. Двадцать лет она жила только его любовью, его жизнью…
Ферджус молился, закрыв лицо руками. Вдруг он вздрогнул при неожиданных словах матери:
— Сын мой. Твой отец умер, — тихо роптала она. — Сестра обесчещена. Я не разлучусь с отцом и буду молиться за сестру. Прости!
Ферджус не мог этого больше вынести и залился слезами.
Глава тридцать вторая
ДРУЖБА И ЛЮБОВЬ
Был уже день, когда Ферджус опомнился. В комнате царила тишина. Позор и смерть разъединили мирную семью. «Ненависть и мщение Англии!» — послышался Ферджусу таинственный голос.
Краска покрыла бледные щеки Ферджуса, в глазах блеснул недобрый огонек. В нем виделась уже сознательная ненависть взрослого мужа. Он тихо и торжественно подошел к постели и перекрестился:
— Батюшка! Я клянусь исполнить твою волю. — И тихо вышел из комнаты за священником.
Есть минуты, значение которых в человеческой жизни равно целым годам. Оставшись совершенно один, Ферджус уже не мог быть пылким юношей, но стал сильным и мужественным мужчиной, всем существованием которого овладела одна идея, одна цель. Тяжелая жизнь начиналась для него — ребенок желал борьбы с гигантом!
Часто гулял он, печальный и задумчивый, по извилистым аллеям Сен-Джильского парка, поражая и изумляя изысканных леди. Никому неизвестный, печальный, одинокий, всегда в трауре, он скоро возбудил романтическое участие леди, которым порядком-таки успел надоесть слащавый тон привычных джентльменов. Знатнейшие леди не могли иногда удержаться от желания бросить на интересного незнакомца взгляд более чем человеческого участия. Женщины так любят таинственность, особенно когда она облекается в прелестную форму красоты.
Но сам Ферджус ни на кого не обращал внимания. Только однажды, на прогулке, он вышел из своей обычной задумчивости. Он услышал знакомый голос. Из окошка великолепного экипажа с гербами выглянула головка. Ферджус побледнел и едва не лишился чувств. Потом бросился за экипажем, в котором ехала Бетси с таким-то мужчиной. Но вдруг остановился… Разве этот человек не был только частицей того великого беспощадного врага, которого указал ему отец? Обуреваемый жаждой мщения, он и не знал хорошенько, чего же хочет.
Но и самый опытный глаз не мог бы прочесть того, что творилось в его душе. Он вел ту простую трудовую жизнь, которая выпадает на долю бедняков, проживающих личным трудом. Недоставало только любви, но скоро явилась и она.
Этот роман должен был служить вступлением к очень серьезной истории. Одним весенним вечером Ферджус возвращался домой с кладбища. Маленький кабриолет ударился возле него об тумбу, сломав колесо. Испуганная лошадь понесла. Из кабриолета послышался женский голос, молящий о помощи. Ферджус бросился к лошади и схватил ее под уздцы. Она задрожала, закусив удила, и остановилась.