Лопе де Вега
Шрифт:
Увы! Думать так означало не учитывать непредсказуемости Лопе. А кстати, разумно ли было навязывать тишину и покой супружеской жизни человеку, созданному для активной жизни, жаждавшему приключений, склонному к распутству и ко всякого рода излишествам? Разумеется, нет. И события, последовавшие вскоре после свадьбы, явились тому доказательством, к великому горю бедной Изабеллы. Действительно, Лопе жаждал в тот момент найти возможность открыть для себя новый мир, и само Провидение пришло ему на помощь: Филипп II принял решение послать к берегам Англии военно-морскую эскадру, которая должна была выйти из Лиссабона 29 мая 1588 года. Со всей Испании в порт уже прибывали толпы добровольцев, охваченных пламенем религиозного фанатизма и патриотизма. Какой счастливый случай для осужденного на изгнание Лопе! Он легко мог превратиться в героя и, как мы бы сейчас сказали, изменить свой имидж, приняв участие в столь славном начинании! Но покинуть жену так скоро, всего лишь две недели спустя после свадьбы, разрешение на которую было получено с таким трудом? Уехать, когда его к этому никто не принуждал? Представлял ли он себе, в какой печали, в каком горе будет пребывать новобрачная,
Юная супруга не признала себя побежденной, и если верить тому, о чем повествует прекрасный романс, опубликованный в 1604 году, Изабелла, преисполненная решимости еще раз увидеть супруга, прежде чем он ступит на палубу корабля, отправилась в Лиссабон и нашла там Лопе. Предположение это маловероятно, даже если соответствует театральности и поэтичности жизни самого Лопе. Какой же превосходной героиней драматического произведения предстает эта молодая женщина, обреченная на вечные блуждания по свету в поисках своего неуловимого возлюбленного! Эта героиня, дойдя до конечной точки своего пути, с высокой башни созерцает своего «беглого мужа», уже находящегося на борту галеона, приготовившегося сняться с якоря! И вот, дав волю чувствам, она предается своему горю. С глазами, полными слез, с сердцем, переполненным яростной злобой, оплакивая свою судьбу и проклиная неблагодарного возлюбленного, хрупкая Изабелла, все более и более погружаясь в пучину отчаяния, постепенно превращалась в дикую Медею:
Взойдя на эту башню, Что окружают и осаждают волны, Вглядываясь в силуэты кораблей, Устремляющихся к берегам Англии, Белиса, роняя слезы в море, С печалью в голосе Взывает к тому, кто отбывает и покидает ее: «Ступай, жестокий! Ибо мне Есть кому отомстить За нанесенное мне оскорбленье!» Со мной не останется Сталь твоей шпаги, Но зато останется Клинок моей обиды, А также в чреве моем Будет портрет сего новоявленного Энея, Столь же невинный и одновременно виновный, И если грехи передаются по наследству, Я убью себя, чтобы убить его, И когда он умрет, умру и я. «Ступай, жестокий! Ибо мне Есть кому отомстить За нанесенное мне оскорбленье!» Но знай, что я могу и передумать, Что не стану дожидаться его появления, Если даже он и мало похож на тебя, Я хочу убить тебе подобного. Нет, я не хочу ждать появления Того гадкого змея, что вырвется наружу, Оставив меня лежать бездыханной. «Ступай, жестокий! Ибо мне Есть кому отомстить За нанесенное мне оскорбленье!» Так стенала Белиса. Но расставанье неминуемо, Ибо кораблям уже дан знак И вот уже подняты паруса. «Погоди, погоди! — восклицает она. О мой беглый супруг! Останься же, останься! Но, увы! Просьбы мои тщетны! Видно, так угодно Господу, Чтобы ты не вернулся! Ступай, жестокий! Ибо мне Есть кому отомстить За нанесенное мне оскорбленье!»Действительно ли с башни замка Сан-Хорхе раздавались прощальные слова, чтобы в морских волнах рождалось эхо и чтобы ветер, раздувая паруса кораблей, все же донес их до слуха того, кому они предназначались? Идет ли речь об искаженном изображении реальных событий, к чему нас уже приучила дерзновенная литературная смелость Лопе, или это всего лишь поэтический вымысел, порожденный смутной ностальгией, носящей на себе отпечаток воспоминаний о произведениях Овидия, в результате чего Изабелла как бы уподобилась одной из покинутых женщин, героинь «Посланий в стихах»? Предстает ли перед нами некая копия, как бы компенсирующая отвергнутую реальную женщину, имя которой Лопе хочет заменить, прибегнув к анаграмме «Белиса», нежную, но в то же время и чрезвычайно настойчивую (до навязчивости) Изабеллу, чье, так сказать, «телесное присутствие» не так уж и необходимо, чтобы появиться в виде поэтического образа? Действительно, реальность сильно отличается от поэзии, и мы имеем совершенно иную версию прощания будущего воина с любовью и мирной жизнью. Мы почерпнули эту версию временного расставания из документа, написанного собственноручно Лопе де Вега двадцатью годами позже описываемых событий, и относится он к переписке Лопе с герцогом Сессой.
К сколь странному сравнению приглашает нас Лопе, заставляя сопоставить эту любопытную жанровую сценку с бурным, преисполненным лиризма и трагичности выражением благородного отчаяния влюбленной женщины. Итак, перед нами два способа постижения и восприятия любви и два способа прощания с ней, сосуществующие и никак друг друга не исключающие.
Глава V
ГЕРОИЧЕСКИЙ ПОСТУПОК: ПОСТУПЛЕНИЕ НА ВОЕННУЮ СЛУЖБУ. 1588 год
Наш порывистый, импульсивный Лопе весь был во власти охватившей его патриотической лихорадки, точно так же, как в ее власти находились и тысячи других молодых людей, готовых к отплытию. Но у Лопе национальная гордость порой будет достигать крайней степени экзальтации, так что станет уже походить на приступы необузданной гордыни.
Кипя от нетерпения, Лопе созерцал пышное, торжественное, услаждающее взор зрелище, которое открывалось перед его очами: сто тридцать кораблей, чьи паруса и мачты четко вырисовывались на фоне неба. Он всматривался вдаль и, напрягая зрение, рассматривал корабли, отмечая про себя, что на большинстве установлены большие пушки, что более мелкие суда оснащены маленькими пушками, пищалями и кулевринами, способными изрыгать огонь словно многоголовый дракон. Чуть далее виднелись изящные большие галеры, способные ходить как под парусами, так и на веслах, они обладали более вместительными трюмами, чем обычные галеры, так что могли брать на борт большое число людей и пушек. Эти большие галеры в битве при Лепанто во многом поспособствовали тому, что христиане одержали в ней победу. Вот такова была сила, направлявшаяся к берегам Англии.
Лопе осведомился, близок ли час отплытия, и узнал, что почти все тридцать тысяч рекрутов-пехотинцев и моряков уже на месте, так что час отправления не только близок, но и неизбежен.
Каково же было его удивление, когда среди последних прибывших в Лиссабон он увидел своего друга Луиса де Варгаса в сопровождении восьми верных слуг, затем Феликса Ариаса Хирона и столь дорогого его сердцу Клаудио Конде, а также своего младшего брата Хуана. В отличие от Лопе, поступившего на службу простым солдатом-пехотинцем, Хуан, оказывается, имел честь именоваться младшим лейтенантом. Они обнялись, поздравили друг друга, пришли в еще больший восторг и волнение, а затем приняли решение отплыть вместе, на одном корабле. И это им удалось: они оба оказались на борту галеона «Сан-Хуан», капитаном которого был отважный Мартинес де Рекальдо, великий мореплаватель, второй человек испанского флота того времени. «Сан-Хуан» шел следом за «Сан-Мартином», флагманом эскадры, где находился герцог Медина Сидония, на которого было возложено командование всем военным походом эскадры, нареченной «Непобедимой армадой». Корабли снялись с якоря 29 мая и взяли курс к берегам Англии. Чтобы понять, почему именно в тот момент была организована эта экспедиция, вызвавшая в испанском обществе всплеск патриотизма, оказавшегося болезнью весьма заразной, необходимо представить историческую обстановку той эпохи.
Вот уже на протяжении более двадцати лет англичане с молчаливого согласия английской королевы занимались пиратством, нападая на испанские галеоны, осуществлявшие связь между Испанией и теми землями, что именовались «Индиями», то есть с заморскими владениями Испании в Америке. Так, в 1568 году Фрэнсис Дрейк, известный мореплаватель, ставший прообразом зловещего и ужасного героя «Драгонтеи» Лопе де Вега, принявший впоследствии самое активное участие в борьбе с «Непобедимой армадой», захватил и разграбил караван испанских судов, после чего вернулся в Англию с богатой добычей. Затем, в 1577 году Дрейк, осмелившись отправиться еще дальше, в Тихом океане у Магелланова пролива захватил несколько испанских кораблей, везших золото и серебро из Перу в Панаму, и доставил добычу своей королеве.
Елизавета I самым недвусмысленным образом выказала свое отношение к произошедшему: она поднялась на борт корабля Дрейка «Золотая лань» и лично посвятила капитана в рыцари. На заявления испанского посланника, выражавшего недовольство своей страны творимыми «королевскими пиратами» бесчинствами, королева ответила: «Морем и воздухом могут пользоваться все, океан не может принадлежать какому-то одному народу». Требовалось дать достойный ответ на подобное заявление, взаимная неприязнь проявилась открыто, и между Англией и Испанией началась борьба за господство в Атлантике.
У Испании «на руках были все козыри», обеспечивавшие ей победу: Филипп II, недавно подчинивший себе португальский престол, имел в своем распоряжении самый мощный флот в мире, а также одного из самых великих мореплавателей в истории в лице дона Альваро де Басана, маркиза Санта-Круса, успешно, как мы знаем, осуществившего операцию на Азорских островах, ту самую, в ходе коей Лопе приобрел свой первый опыт участия в боевом походе. Маркиз Санта-Крус предлагал провести против Англии настоящую карательную экспедицию: по его плану флот должен был пристать к берегу на юге страны и высадившиеся на сушу части сухопутной армии могли захватить столицу. Эта операция покончила бы с английским пиратством и имела бы еще одно неоспоримое преимущество: восстановила авторитет Филиппа II и его власть над Нидерландами, где большинство населения составляли протестанты (дело в том, что с 1568 года во Фландрии полыхало пламя восстания и повстанцы в своей борьбе с испанцами пользовались поддержкой англичан), к тому же могла бы стать своеобразным отмщением за казнь королевы-католички Марии Стюарт, совершенную 15 февраля 1587 года.