Лорд Хорнблауэр
Шрифт:
Хорнблауэр стряхнул дремоту. Ему необходимо подготовить план, придумать путь к спасению. Он вызвал перед своим мысленным взором карту окрестностей, и отметил на ней все, что ему было известно о передвижении походных колонн Клозана. Они образовывали полукольцо, диаметром которого служила река, а центром на данный момент являлся он сам. Вот в такое опасное положение он поставил себя, понадеявшись форсировать реку через брод Мари. Ему было известно, что прямо по пятам за ними идет полубатальон Четырнадцатого полка легкой пехоты, на который была возложена обязанность непосредственного их преследования, в то время как остальные колонны играли роль загонщиков. К наступлению темноты этот полубатальон должен был находиться на расстоянии шести или семи миль позади, если, конечно, что вполне могло случиться, командующий им офицер
Лошадь графа с шумом рухнула на землю прямо перед ним, так что сам Хорнблауэр едва избежал подобной участи.
— Вы не ранены, сэр? — раздался в темноте голос Брауна. Несмотря на помеху в виде заводной лошади он уже успел выскочить из седла.
— Нет, — спокойно ответил граф, — но боюсь, что лошади повезло меньше.
Браун и граф завозились в темноте, послышался звон уздечки.
— Так и есть, она вывихнула ногу, сэр, — доложил, наконец, Браун. — Я оседлаю для вас другую.
— Вы уверены, что с вами все в порядке, отец? — спросила Мари, используя доверительную форму обращения, явно принятую между ними.
— Совершенно, милая, — ответил граф таким тоном, как если бы дело происходило в гостиной.
— Если мы бросим здесь эту лошадь, они найдут ее, милорд, — сказал Браун.
Под словом «они» подразумевались, естественно, преследующие их войска.
— Конечно, — согласился Хорнблауэр.
— Я оттащу ее в сторону и пристрелю, милорд.
— У вас не получится оттащить ее далеко, — заметил граф.
— Нескольких ярдов будет достаточно, — ответил Браун, — не будете ли вы любезны подержать этих двух лошадей, сэр?
Им пришлось подождать, пока Браун не оттащил покалеченное животное в сторону. Сквозь мелодичный шум дождя было слышно, как щелкнул, дав осечку, курок, Браун обновил затравку, раздался треск выстрела.
— Благодарю вас, сэр, — услышал Хорнблауэр голос Брауна, когда тот принял поводья лошади из рук графа. Затем Браун обратился к Мари:
— Могу я взять вашу заводную лошадь, мадам?
В этот момент Хорнблауэр принял решение.
— Мы проедем еще немного по берегу, — сказал он, — а потом сможем передохнуть до утра и попробовать перебраться через реку.
Глава 20
Они мало спали в эту ночь — возможно, час или около того, постоянно просыпаясь и ворочаясь. Одежда у всех промокла насквозь, и хотя им и удалось разыскать в темноте покрытый травой участок берега, на котором можно было расположиться, скала находилась прямо под поверхностью и давала о себе знать. Но усталость и недосыпание были таковы, что, забыв про холод и боль в ноющих суставах, они провалились в беспамятство. Не вызывало ни малейшего смущения то, что Хорнблауэр и Мари спали в объятиях друг друга, постелив на землю его мокрый плащ и укрывшись ее плащом сверху. Так было теплее. Возможно, что вот так, обнявшись, они спали бы, даже если между ними ничего не было, к тому же сейчас, в силу усталости, ничего быть и не могло. Огромный прилив любви и нежности, который переживал Хорнблауэр по отношению к Мари, не мог пересилить разбитости его тела. Он слишком устал и замерз, чтобы испытывать страсть вообще. Но Мари лежала рядом, обняв его рукой: она была моложе и не так устала, а может быть, любила сильнее. И были те благословенные полчаса, когда дождь прекратился, и рассвет еще не наступил. Хорнблауэр спокойно спал, положив голову ей на плечо, и принадлежал ей целиком, без остатка. Война была позади, смерть — впереди, и в этот момент ничто не могло встать между ними. Быть может, это были счастливейшие полчаса, которые Хорнблауэр подарил ей.
Хорнблауэр проснулся с первыми лучами рассвета. Над рекой и набухшими полями стелился густой туман, и сквозь него в нескольких ярдах можно было различить фигуру, в которой он с трудом узнал графа, сидящего, завернувшись в плащ. Рядом с ним лежал Браун, сладко посапывая — видимо, они тоже спали в обнимку друг с другом. Хорнблауэру потребовалось несколько секунд, чтобы стряхнуть сон. Первое, что он осознал, был рев несущегося рядом стремительного потока. Он сел, и Мари проснулась. Стоило ему встать, как боль в стертых ногах и измученных суставах остро напомнила о себе. Не обращать внимания на боль было невозможно, поскольку каждый шаг был пыткой, с которой не могли сравниться
Вскоре, оседлав лошадей, пребывавших, по видимости, нисколько не в лучшем состоянии, чем вчера ночью, они отправились в путь. Такая жизнь убивала лошадей. Быстро светало. Хорнблауэр пришел к мнению, что день будет типичным для центральной Франции: ветреный и солнечный одновременно. Можно рассчитывать, что туман рассеется в течение часа, а то и быстрее. Рядом с ними пела и шумела река. Когда пелена тумана истончилась, стала видна ее уходящая вдаль серая, испещренная белыми бурунами, ширь. Невдалеке справа проходила большая дорога на Бриар и Париж, они же ехали по проселочной дороге, шедшей по краю поймы. Рассматривая реку, Хорнблауэр мог прикинуть, что предстоит ему пересечь. Им было известно, что это огромное пространство воды скрывало под собой отмели, занимавшие более половины его ширины. Главное русло с самым сильным течением образовывало фарватер, проходивший когда у одного берега, когда у другого, когда в середине — как хорошо познакомился с этим феноменом Хорнблауэр в то время, когда плыл вниз по реке на маленькой лодке! Если им удастся перебраться через фарватер и перевести вплавь лошадей, преодолеть отмели не составит труда. На броде Мари они полагались на каменистую гряду, пересекающую фарватер на глубине, достаточной для переправы на другою сторону при низкой воде. Поскольку их надежды на брод не оправдались, следует попробовать другие средства. Даже маленькой гребной лодки, какие имелись на прибрежных фермах, будет вполне достаточно. Конечно, намного удобнее было бы воспользоваться бродом Мари, ибо в таком случае преследователи не узнают об их переправе на другой берег, но что-то лучше, чем ничего. За рекой они могут украсть свежих лошадей и оторваться от погони. Когда Хорнблауэр произнес слово «украсть» граф хмыкнул, но в словесную форму свой протест так и не облек.
Из-за тумана показалось солнце, оно светило на них, почти касаясь склона, тянувшегося справа. Над поверхностью реки пока еще висела дымка. День обещал быть жарким. И тут они увидели то, что искали: между склоном и кромкой берега притаилась небольшая ферма с дворовыми постройками. В свете солнечных лучей ее очертания были предельно четкими и ясными. Военная привычка заставила их тут же свернуть в неглубокую ложбинку, скрытую ивами. Они спешились и принялись обсуждать ситуацию.
— Разрешите мне отправиться вперед, милорд? — спросил Браун.
Видимо, придерживаясь обращения и формальностей образцового слуги, он на свой манер пытался уберечься от потери рассудка.
— Конечно, отправляйтесь, — сказал Хорнблауэр.
Хорнблауэр занял удобную для наблюдений позицию, откуда мог видеть, как Браун осторожно пробирается к ферме. Если где-нибудь поблизости есть войска, они расположатся здесь. С другой стороны, в такое время суток солдаты сновали бы между построек, но ни одного человека в форме видно не было. Пока Хорнблауэр наблюдал, появилась молодая женщина, за ней старик. А потом он заметил нечто, заставившее его замереть от радости. Под фермой, на каменистом берегу реки, у самого уреза воды лежала лодка — ошибиться было невозможно. Молодая женщина направилась к винограднику, расположенному выше фермы, когда Браун, притаившийся в канаве, привлек ее внимание. Хорнблауэр видел, как они разговаривали, как Браун поднялся и пошел к дому. Минутой позже он вышел и замахал им рукой, чтобы показать, что все в порядке. Взобравшись на коней, они поскакали к ферме; Мари вела в поводу лошадь Брауна, а Хорнблауэр — запасную. Браун поджидал их, держа пистолет под рукой, а старик внимательно рассматривал приезжих, пока они спешивались. На них стоило посмотреть, подумалось Хорнблауэру: грязные, оборванные, небритые. Мари выглядела как нищая попрошайка.
— Лягушатники побывали здесь вчера, милорд, — сказал Браун. — Кавалерия — насколько я понял, те самые гусары, которых мы побили на прошлой неделе. Но вчера рано утром они уехали.
— Прекрасно, — произнес Хорнблауэр. — Давайте спускать лодку.
— Лодка! — закричал старик, — Лодка!
— Что вы хотите этим сказать? — резко оборвал его Хорнблауэр, с ужасом размышляя, какой новый удар приготовила ему Судьба.
— Взгляните на лодку! — сказал старик.
Они подошли к лодке. Кто-то нанес посудине четыре мощных удара топором, и в днище зияли четыре огромные пробоины.