Лорд-мошенник
Шрифт:
— О-о, ты ужасный, невыносимый тип! — Алисия извивалась в его объятиях от смущения и удовольствия, вызывавшего у нее учащенное дыхание.
— Это научит тебя впредь не нанимать бесполезных служанок, — прошептал Трэвис, сняв с нее пальто и отбросив его в сторону. Прежде чем Алисия смогла хоть что-то сделать, он снял с нее расстегнутую рубашку, и под прохладным ветром обнажилась ее нежная, чистая, как драгоценный фарфор, кожа.
Алисия не ощущала холода. Пылкий взгляд Трэвиса согревал ее лучше меховых одеял и разжигал огонь в ее лоне. Им крайне редко выпадала удача побыть наедине, поэтому они наслаждались каждой возможностью. Правда, до этого им никогда не удавалось уединяться при дневном свете. Для Алисии это было порочным и дерзким откровением, но, стоило ему захотеть, и она согласилась. Да у нее и не было желания отказывать ему.
К седлу лошади оказалось приторочено скатанное одеяло, которое тут же было расстелено на зеленевшей траве, и они рухнули на него, срывая друг с друга одежду. С плеч Алисии спали бретельки сорочки, и Трэвис принялся ласкать розовые соски, которые вмиг затвердели под его пальцами. Ее юбки оказались задранными вверх, и его рука уже гладила ее теплые бедра.
Алисия выгибалась, прижимаясь к нему, откликаясь на его страсть и желая насладиться его телом. Она ощутила его возбужденную плоть и отважно, протянув к ней руку, провела пальцами по набухшему в брюках бугру. Трэвис застонал, когда она настойчиво начала гладить его, затем встал и сбросил с себя всю одежду.
Лежа, Алисия с благоговением разглядывала обнажившееся мужское тело. Пятна солнечного света подрагивали на бронзовой коже его спины и бедер, вдоль ребер тянулись бледные полосы шрамов. Но полное представление о мужском достоинстве Алисия получила только тогда, когда Трэвис опустился на колени рядом с ней. Она испытала страх и влечение.
Но все сомнения в одночасье покинули ее, как только Трэвис снова показал ей, какое это счастье ему принадлежать. Да, он брал ее, обладал ею, но не в большей степени, чем она обладала им. Алисия ощущала его физическое напряжение от такого же, как и у нее, отчаянного желания, и осознание пусть небольшой, но власти над ним окончательно раскрепостило ее. Пусть берет ее снова и снова, пусть обладает ею и считает своей, но ему никогда не завладеть ее душой, впрочем, то же самое можно сказать и о ней. В страстном порыве она выгнулась дугой в стремлении полностью поглотить его, и они вместе достигли пика наслаждения.
Трэвис резко отстранился от Алисии и излил свое семя в траву. Алисия не хотела его отпускать, обняла за шею, требуя вернуть горячую плоть в ее лоно. Его поцелуи не смогли заполнить образовавшуюся внутри ее пустоту. По щеке покатилась слезинка.
Трэвис провел по ней пальцем и, приподнявшись на локте, удивленно взглянул в раскрасневшееся после любви любимое лицо. Разомкнулись длинные ресницы, открыв бездонную синеву глаз. Трэвис озабоченно смотрел на нее.
— Я сделал что-то не так? Тебе было больно? — ласково допытывался он, натягивая на нее край одеяла, чтобы прикрыть разгоряченное тело.
— Я не хотела, чтобы ты прекращал, — отвернувшись от пристального взгляда Трэвиса, угрюмо призналась Алисия. Она не хотела, чтобы он догадался, насколько сильным было это желание. Для нее он пока еще оставался чужим, но она все сильнее ощущала потребность согласиться с его требованиями. Она неожиданно обнаружила, что хочет, чтобы он обладал ею всегда, но старалась скрыть это от него.
Ей это не очень-то удалось. Трэвис научился распознавать ее состояние по реакции ее тела — не только по затвердевшим соскам или по тому, как она выгибала спину, чтобы прижаться к его бедрам, но и по ее раскрытому лону и отчаянным попыткам удержать его внутри. Ей недостаточно одного только удовольствия, и, зная Алисию, он понимал, что ей требуется на самом деле. Он нежно прижался губами к ее виску.
— Когда ты будешь готова стать моей женой, Алисия, и решишь, что хочешь от меня ребенка, ты скажешь мне, и я ни за что не остановлюсь. Но я не хочу лишать тебя выбора.
Алисия вздрогнула, когда Трэвис приподнялся и расправил ее юбки, и смущенно посмотрела на него.
— Трэвис, а что, если я не смогу больше иметь детей? Что, если я буду терять их, как того ребенка? Что, если из-за той лихорадки я стала бесплодной, как моя мать?
Что тогда?
Только эта гордая и надменная леди могла взволновать его одним лишь трепетом мягких беззащитных губ. Никогда прежде он не принимал так близко к сердцу чьи-то переживания. Трэвис нежно обнял ее и, прижав к себе, осыпал поцелуями ее лицо.
— Не стоит раньше времени думать о плохом, моя дорогая. У нас с тобой впереди много лет, и мы можем родить много детей, а если не получится, то это может оказаться и моя вина — необязательно твоя. Насколько я знаю, от меня никто не имел детей. Возможно, даже лучше, если их у нас не будет. В мире сейчас очень неспокойно, и слишком много детей остались без дома и без семьи. Счастье для твоей маленькой Пенни, что у нее есть дедушка с бабушкой. У других и их нет. Если захочешь, мы всегда сможем иметь детей.
Алисия чувствовала себя уютно в надежных объятиях Трэвиса.
— Тебе все равно, будет ли у тебя сын — продолжатель твоего рода? — поинтересовалась она.
В его ответе прозвучала горечь:
— Лучше, если его у меня не будет. Мое существование и так создает слишком много проблем. Думаю, обе мои семьи вздохнули бы с облегчением, если бы наш род на мне и закончился.
— Трэвис! — Пораженная Алисия вглядывалась в его лицо, пытаясь угадать, что же его терзает, но, как и следовало ожидать, ответа не нашла. — Ты не должен так думать.
Обнаженному Трэвису не хватало только боевой раскраски, чтобы выглядеть настоящим дикарем. Стиснутые челюсти подчеркивали высокие скулы и черные глаза, и сейчас в его лице не осталось ничего джентльменского.
— Поверь мне, Алисия. Члены семьи моего отца были весьма рады моему решению вернуться к индейцам, а семья моей матери не расстроилась, узнав, что ухожу от них. Тебе не грозят распри с моей родней. Ты собираешься выйти замуж за паршивую овцу, а не войти в одну из двух семей.
Наверное, очень тоскливо сознавать, что ты всеми отвержен, и Алисия теснее прижалась к плечу Трэвиса в стремлении дать ему то, чего не смогли дать обе семьи.
— Даже в том случае, если бы у тебя была любящая семья в Нью-Йорке или Бостоне, все равно это было бы слишком далеко для встреч и не имело бы значения. Не пора ли нам одеться, пока не подъехали Бекки и Огаст?
Трэвис усмехнулся. Он боялся, что, узнав обо всем, она откажется выйти за него замуж, но, похоже, ее это не волновало. Возможно, им все-таки удастся сделать это. Он нащупал скрытую под одеялом мягкую округлость ее груди.
— Думаю, они решили, что мы пропали, и уже накинулись на наш обед. Нам самим придется их искать.