Лорд-обольститель
Шрифт:
Он подал мне руку и помог встать.
— Вперед! — продолжал барон. — Я не намерен более ждать ни минуты. Вы должны сейчас же увидеть своего двойника!
Я шла рядом с ним. Он держал в руках мой альбом. К счастью, там больше не было ничего, кроме нескольких набросков деревьев и рва.
Вскоре мы оказались в той части замка, где я еще не бывала.
— Это строение реставрировали в середине восемнадцатого века, — сообщил он мне. — Элегантно… Вы не находите?
— Французский стиль, — заметила я. Затем не удержалась и добавила: — Он очень отличается от сравнительно
— Именно, — кивнул он, — но ему не хватает духа древности. Что говорить, этим стенам еще не исполнилось и ста лет. Тем не менее они тоже представляют собой любопытный образчик архитектуры. А что вы скажете о мебели? Над ней работали известные мастера.
— Мебель прелестна.
— Пойдемте. — Он отворил невысокую одностворчатую дверь, и мы оказались в маленькой комнате, потолок которой был расписан сценами из жизни небожителей. На нежнейшем голубом фоне, испещренном золотыми звездами, парили белокрылые ангелочки.
А на обшитых деревянными панелями стенах висели миниатюры. Всего, наверное, около пятидесяти штук. Каждая из них была шедевром и стоила немало денег. Они относились к разным периодам, самые ранние датировались началом четырнадцатого века. Многие из миниатюр были написаны на пергаменте, металлических пластинах, сланце и дереве, широко использовавшемся во времена позднего Средневековья.
— Они прекрасны! — воскликнула я.
— Я тоже так думаю. Изумительное искусство. Мне кажется, миниатюрный портрет создать намного сложнее, чем произведение на полотне. Здесь художник сильно ограничен в пространстве. Для подобной работы необходимо феноменально острое зрение. — Он умолк. Мое сердце колотилось так гулко, что, казалось, он не мог этого не услышать. Я подумала: он знает! — Видите ли, когда-то я и сам мечтал стать художником, мадемуазель Коллисон, — продолжил барон. — Я люблю искусство. Понимаю его. Могу анализировать… Замечаю все нюансы, все недостатки… даже кажется, что я знаю, как следовало бы решить ту или иную творческую проблему… Однако художника из меня не вышло. Это весьма печально, вы не находите?
— Да, я согласна с тем, что это грустно. Думаю, лучше родиться вовсе без какого-либо стремления, чем иметь его, будучи не в состоянии реализовать.
— Я знал, что вы меня поймете. У меня нет божественной искры. Увы, нет… Я мог бы смешивать краски. Я тонко чувствую цвет… но во мне нет того, что способно сделать полотно шедевром… А теперь я покажу вам свою «Незнакомку»…
Он подвел меня к миниатюре, и я замерла в изумлении. Это вполне мог быть мой собственный портрет. Рыжеватый оттенок пышных волос, выбившихся из-под украшенной драгоценными камнями сеточки… карие, с рыжинкой глаза… четкая линия подбородка… все это в точности повторяло мои черты. Мало того, «Незнакомка» была одета в платье из зеленого бархата!
Он положил мне руку на плечо.
— Вот, пожалуйста! Теперь вы понимаете, о чем я говорил.
— Потрясающе, — согласилась я. — И это в самом деле Коллисон?
Он кивнул.
— Никто, правда, не знает, который. Все ваши имена так монотонно начинаются на букву К. Если бы
Я неотрывно смотрела на портрет.
— Эта миниатюра всегда была моей любимой, — произнес он. — Теперь это уже не незнакомка. Для меня она обрела имя. Мадемуазель Кейт Коллисон.
— Она давно у вас?
— Сколько я себя помню, она всегда была в нашей семейной коллекции. Наверное, очень давно кто-то из моих предков состоял в весьма близких отношениях с кем-то из ваших. Иначе зачем бы ему понадобился портрет этой дамы? Любопытная гипотеза, вы не находите?
— Она могла попасть к нему и совершенно другим путем. Уверена, что вам незнакомы имена очень многих людей, изображенных на этих портретах. Но несомненно одно: такой коллекцией можно гордиться.
— Надеюсь, вскоре она пополнится еще двумя миниатюрами.
— Я полагала, что та, над которой… работает сейчас отец, предназначена для вашей невесты.
— Так и есть. Но она поселится здесь, так что обе наши миниатюры будут висеть рядом на этой стене.
Я кивнула.
— Надеюсь, — продолжал он, — что вы позволите мне показать вам и другие сокровища. У меня есть очень хорошие картины, а также мебель. Ведь вы — художник, мадемуазель Коллисон. Ах, как же вам повезло, мадемуазель Коллисон… Настоящий художник… не то что я… несостоявшийся.
— Я уверена, у вас нет никаких оснований жалеть себя. Поэтому вы вряд ли способны пробудить жалость в других людях.
— Почему же?
— У меня сложилось впечатление, что вы считаете себя самой важной персоной не только в Нормандии, но во всей стране.
— Вот каким вы меня видите.
— О нет, — покачала головой я. — Это вы себя таким видите. Спасибо за то, что показали мне эти шедевры. Они необыкновенно интересны… А сейчас, полагаю, мне пора вернуться к себе и переодеться к обеду.
Последующие дни были самыми увлекательными в моей жизни. Я сделала два очень важных открытия. Одно из них было печальным, от другого у меня захватывало дух…
Мой отец более не может писать миниатюры. Я отчетливо видела, что он утратил филигранную точность мазка, свойственную ему ранее. Его зрение было недостаточно острым, а на таком ограниченном пространстве ошибка в ничтожную долю дюйма могла коренным образом изменить черты лица. На какое-то время он мог перейти к большим портретам, но когда-нибудь даже это станет ему недоступно.
Второе открытие заключалось в том, что я была художником, достойным имени Коллисон. Я могла смело ставить на свои миниатюры наши знаменитые инициалы, пребывая при этом в полной уверенности, что никто и никогда не усомнится в том, что они сделаны большим мастером.
Каждое утро я сгорала от нетерпения, стремясь поскорее приступить к работе. Не знаю, как я высиживала эти сеансы, пока отец работал, а барон сидел перед ним, загадочно улыбаясь. Временами он оживленно беседовал со мной, временами погружался в молчание, которое казалось мне угрюмым.