Лорд поневоле
Шрифт:
– Конечно, это вы. Когда вы обзаведетесь детьми, то дадите второй титул вашему сыну. Он будет графом Стеффилдом.
– Но значит ли это, что я должен пойти в палату лордов?
– Да, Чик, я знала, что вас призовут рано или поздно. Теперь вы являетесь одним из наших наследственных законодателей.
– Гм, – призадумался Чик. – Я загляну туда сегодня и покончу с этим…
Она все еще смеялась.
– Нет, Чик, вы не можете заглянуть в палату лордов и покончить со всеми делами так просто! – Она положила руку ему на плечо. –
– Но разве я не могу просто зайти туда, сказать: «Как вы поживаете?» и уйти? – всполошился Чик. – Я вовсе не хочу тратить время попусту! Я и так был довольно недобросовестным по отношению к мистеру Лейзеру. А как раз в понедельник должен прийти один человек, который, весьма вероятно, возьмет большой полис, и Лейзер хочет, чтобы я рассказал ему о наших условиях.
Она объяснила ему, что по британским законам вступление нового лорда в Парламент сопровождается особой церемонией, а вечером, когда он встретил ее у дверей театра, чтобы проводить домой, она сообщила ему такие подробности, которые привели его в ужас.
– Я беседовала с мистером Сольбергом, он оказался гораздо лучше, чем я думала. Он ничего не рассказал газетчикам, Чик, о вашем появлении в третьем акте «Жизни в тумане». Он сказал, что пьеса идет так хорошо, что ему не нужно никакой особой рекламы. Вам надо отпроситься на один лишний час и завтра позавтракать с Сольбергом!
Завтрак состоялся в клубе на Мейфейр, членом которого был Сольберг. Изысканность завтракавших леди и джентльменов и общий дух роскоши, царящий здесь, подействовали на Чика ошеломляюще.
– Я не советовал бы вам становиться членом этого клуба, милорд. В этом зале найдется немало людей, которые ловко сумеют использовать ваш титул.
Он назвал несколько громких фамилий. «Весьма почтенные личности», – подумал Чик и был поражен, узнав, что все они жили за счет явного мошенничества.
– К примеру, вон тот молодой человек… Сын лорда и «благородный», но он не более чем чучело, служащее для приманки других птиц под ружье охотника!
– Но почему же вы состоите членом этого ужасного клуба? – изумился Чик.
– Они меня не беспокоят, – ответил Сольберг.
– Они бы меня очень беспокоили и я бы избегал этого места, если бы имел деньги. К счастью, у меня их нет…
– Я думаю, что вы умница, – заключил Сольберг.
После завтрака он отвез его в своем лимузине к мистеру Стейнеру, знаменитому театральному модельеру.
– Мы сможем подготовить это одеяние, – заверил Стейнер. Настоящий горностай, дорогой Сольберг! Эту мантию надевал… – Он упомянул имя одного известного актера, – но корону нам придется взять напрокат от Тиллингса на Берри-стрит, и для этого потребуется залог.
– Под мою ответственность, – ответил Сольберг, – но постарайтесь достать подходящую его светлости.
С подобающей торжественностью мистер Стейнер снял мерку с головы Чика.
В тот же вечер платье и корона были доставлены на Даути-стрит, и Чик мог примерить их перед восторженными зрителями.
Корона была сделана для более крупной головы, чем голова Чика, но Гвенда устроила все как нельзя лучше. Чик с мрачным видом рассматривал себя в зеркало. Его пурпурная мантия волочилась по полу, большой горностаевый воротник душил. Но корона на его голове, с ее жемчужинами и земляничными листьями, завораживала.
– Я будто король, Гвенда. Меня не спутают с кем-нибудь в этом роде, я надеюсь? – сказал он с опаской.
– Не глупите, Чик! Конечно, нет!
– Но неужели мне придется идти по всем улицам в таком виде? – ужаснулся Чик. – Конечно, я бы мог поехать на омнибусе или в такси, но ведь надо мной же будут смеяться! Разве мне нельзя просто нести эту корону в пакете, а платье перекинуть через руку, только чтобы показать им, что я достал все, что следует?
– Вы переоденетесь в здании палаты лордов, – улыбнулась Гвенда. – Крепитесь, Чик!
Гвенда взяла все заботы на себя. Она поспешила в палату лордов и, пройдя множество официальных лиц, получила, наконец, исчерпывающую информацию, после чего вернулась домой, сияющая и возбужденная.
– Чик, вы будете введены в парламент двумя лордами, – сообщила она. – Переодевшись в специальной комнате, вы пойдете в палату, примете присягу и обменяетесь рукопожатием с лордом-канцлером.
– Вы убиваете меня, Гвенда, – простонал Чик.
– И в понедельник будет напряженный день, – продолжала она с воодушевлением. – Предстоят большие дебаты по поводу билля о детском труде и все будут там, и все увидят вас…
Чик схватился за голову.
– А вот имена людей, которые введут вас в Парламент… Такие приятные имена, Чик: лорд Фельсингтон и граф Мансар! Они уже читали о вас в газетах и говорят, что будут счастливы сделать что-нибудь для своего собрата!
– Черт побери, – буркнул Чик, чувствуя себя совсем беззащитным.
– Пустяки! – провозгласила миссис Фиббс. – Можно подумать, что вы идете на казнь, Чик! – По его требованию, она стала его называть именно так.
– Нельзя ли отложить это на одну неделю? – взмолился Чик. – У нас страшно много работы по понедельникам.
– Вы пойдете туда в понедельник, – настаивала Гвенда. – И не будем больше спорить об этом!
Неделя прошла быстро, но чем ближе подходил роковой день, тем покорнее становился Чик.
В субботу вечером он пил чай вместе с Гвендой и миссис Фиббс. Сэмюэль уже спал, и было тихо и уютно. Он подумал о том, что Гвенда была самой прекрасной женщиной на свете. Ее большие грустные глаза были полны какой-то тайны, неразрешимой для Чика.
– Гвенда, – сказал он. – Я о многом раздумывал в последнее время…