Лорд Престимион
Шрифт:
А этот Гивилан-Клострин явился в кабинет Акбалика в гротескном лоскутном наряде из золотого шитья, украшенного квадратами из яркого шелка полудюжины контрастных цветов, а его две удлиненные головы были увенчаны высокими пятиконечными шапками, концы которых почти касались потолка комнаты. Полдюжины огромных, круглых, широко открытых глаз под широкими кустистыми бровями были нарисованы на каждой из шляп — три спереди, три сзади. Жесткие, торчащие вверх эполеты возвышались на восемь-десять дюймов над каждым плечом оракула: их тоже украшали глаза, а вниз ниспадали узкие алые ленты.
Возможно, его наряд был рассчитан на то, чтобы внушить
Ручаюсь за него, как за собственного брата, писал Мондиганд-Климд. Акбалик пожал плечами. Он не пожелал бы иметь такого брата, как Гивилан-Клострин, но, с другой стороны, он не был су-сухирисом.
— Я — жилище Тунгмы, — высокомерно заявил Гивилан-Клострин и выжидательно замолчал.
Это вруун ему уже объяснил. Тунгма был невидимым духом, демоном или чем-то подобным, через чье сознание Гивилан-Клострин устанавливал контакт, когда впадал в пророческий транс. Гивилан-Клострин функционировал как «жилище» этого существа в то время, когда его вызывал.
Су-сухирис, который стоял с широко расставленными ногами и сложенными на груди руками, казалось, заполнял всю комнату. Он ледяным взором смотрел на Акбалика.
— Сначала оплата, — прошептал Одриан Кестивонт. — Это очень важно.
— Да. Это я понимаю. Скажите, Гивилан-Клострин, сколько будет стоить ваша услуга? — спросил Акбалик, и его чуть не одолела морская болезнь, когда он попытался посмотреть магу прямо в глаза.
— Двадцать реалов, — тут же ответила левая голова.
Голос у мага был низкий и рокочущий.
Это была невероятная сумма. Большинство людей за всю жизнь зарабатывали меньше. Часовой визит к толкователю снов стоил не больше пары крон, а этот просил в сто раз больше. Акбалик хотел было запротестовать, но вруун завибрировал щупальцами и зашептал:
«Милорд, милорд…» — и он умолк. Одриан Кестивонт несколько раз говорил ему, что гонорар мага являлся существенной составляющей частью всего процесса.
Любая попытка торговаться могла погубить все предприятие.
Ну, в конце концов он платит эти двадцать реалов не из своего кармана. Акбалик достал из кошелька четыре блестящих монеты по пять реалов, новые монеты, с изображением Конфалюма в одеждах понтифекса и с красивым профилем Престимиона на обратной стороне, и выложил их на стол. Гивилан-Клострин плавным движением схватил их, поднес к своим лицам, прижал монеты к скулам и подержал так мгновение, словно для того, чтобы убедиться в их подлинности.
— Где документы? — спросил маг.
Кестивонт подготовил страницу с выписанными зашифрованными строчками, которые обнаружил в декларациях на груз. Акбалик вручил его су-сухирису. Тот покачал обоими головами одновременно, от чего у Акбалика закружилась голова, и потребовал оригиналы.
Акбалик бросил взгляд на Кестивонта, который поспешно выбежал, возбужденно размахивая щупальцами, и через несколько секунд вернулся с нужными бумагами. Гивилан-Клострин взял их у него. Акбалик еле удержался от смеха при виде того, как су-сухирис семи футов ростом мрачно тянет руку далеко вниз, к крохотному врууну, едва достигающему в высоту восемнадцати дюймов.
Теперь Гивилан-Клострин открыл чемоданчик, который принес с собой, и начал
Четвертый купол Гивилан-Клострин вручил Акбалику, а пятый врууну.
— В нужный момент, — торжественно произнес он, — прикоснитесь к выключателю. Вы поймете, когда этот момент наступит.
Акбалику стало немного не по себе. Тошнотворный запах благовоний, гипнотическая музыка колоколов и раковин, пение — все это ему быстро надоело.
Но пути назад не было. Процесс — и очень дорогостоящий процесс — пошел.
Гивилан-Клострин держал пачку грузовых деклараций в растопыренных пальцах ладоней, зажав их сверху и снизу. Все четыре его глаза были закрыты. Из обеих глоток вырывались странные булькающие звуки, и их двойной ритм и сверхъестественная гармония странным образом были созвучны далекому пению.
Казалось, он уснул. Затем, постепенно, его тело начало раскачиваться, а ноги дрожать. Он перегнулся далеко назад, откинул обе головы так, что они смотрели в пол за его спиной, потом снова выпрямился, снова откинулся назад и повторял это движение снова и снова.
Внезапно Одриан Кестивонт, не получив никакого заметного сигнала, нажал на выступ маленького металлического купола в своих руках. Из него вырвалось звучное пение гигантских труб, и этот звук разнесся по комнате с такой силой, что, казалось, от него прогнулись стены. Тут, к собственному удивлению, Акбалик почувствовал мощное внутреннее побуждение нажать выключатель на своем куполе, и, когда он это сделал, тот издал совершенно оглушительный звон цимбал.
Шум вокруг стоял невообразимый. Ему казалось, что он каким-то образом попал в самую середину оркестра из тысячи инструментов в Доме Оперы в Ни-мойе.
Ручьи пота стекали по лицам Гивилана-Клострина.
Акбалик никогда раньше не видел, чтобы су-сухирисы потели, он даже не подозревал, что они на это способны. Дыхание мага вырывалось из груди резкими, хриплыми всхлипами. Из носа и рта начала сочиться кровь.
Теперь он крепко прижимал документы к груди.
Когда все звуки, исходящие из пяти металлических куполов, достигли пика интенсивности, Гивилан-Клострин начал кружиться по комнате, словно пьяный, откидывая головы назад и поднимая колени почти до уровня груди при каждом шатком шаге. Он издавал дикое рычание. Он натыкался на столы и стулья, но, казалось, не замечал этого. Когда один особенно твердый стул привлек все же его внимание — он три раза налетел на него, — он поднял ногу и опустил ее с такой потрясающей силой, что стул разлетелся в груду мелких щепок. Это было необычайное представление. Поистине этот человек одержим, подумал Акбалик.