Лоренс, любовь моя
Шрифт:
В другой раз от ее слов у меня мурашки по коже побежали.
— Все думала о том происшествии с собакой, дорогуша, и позволь сказать, пришла к выводу, что ты не врешь. Думаю, пес действительно приходил и лизал тебе руку. Но ему, видно, не понравился вкус, раз он зарычал!
— И как же вы узнали это?
— Слышала, как собака поскуливала и рычала прошлой ночью. Все ждала, вдруг придет и ко мне? Но она не пришла... — Сиделка во весь голос расхохоталась. — Видать, за тобой охотится!
— Но она появляется только в полнолуние, — решилась напомнить ей я.
— Как знать? — был ее ответ.
Вроде
Я так ничего и не обнаружила и очень нервничала по этому поводу. Мне кусок в горло не лез, и это не укрылось от пытливого маминого взора. Но я лишь отмахнулась от нее:
— Оставь меня в покое...
Она пожала плечами и удалилась, бормоча себе под нос об избалованных грубых современных девчонках и что, без сомнения, тут не обошлось без влияния этой Нолы Хенсон.
Мне становилось все более одиноко. Я почувствовала себя лучше, только когда Хенсоны позвали меня на обед через пару недель, ведь Нола обещала пригласить и его.Я просто сгорала от нетерпения и желания вновь увидеть мужчину моей мечты. Но даже по поводу этого приглашения у нас с мамой вновь вышла стычка. Мне нечего было надеть, а она отказывалась дать мне денег на новое платье, чем довела меня до слез.
— К чему было все это образование, — в сердцах выпалила я, — зачем с таким нетерпением ждала я окончания школы и пыталась найти свое место в жизни, когда у меня нет даже нормальной одежды?!
— Мне не нравятся твои друзья, — таков был ответ.
— Да тебе никто и ничто не нравится! — взорвалась я.
Она покраснела, но не собиралась идти на уступки:
— Поступай как знаешь, Верунчик, но я не позволю тебе командовать собой только потому, что ты вернулась домой!
Я хотела сказать, что не собираюсь командовать, просто хотела полюбить ее и чтобы она любила меня, как Кати Хенсон свою дочь, но промолчала — все было бессмысленно. Как можно спокойнее я повторила, что пойду на обед в поместье, невзирая на ее слова, и надену свой новый костюм. Нола сказала мне, что в принципе не обязательно выряжаться. Они с мамой частенько надевали брюки со свитером. Но у меня ничего подобного никогда не было.
Мама вспыхнула при одном упоминании о костюме Нолы, который она невзлюбила с первого взгляда.
— Подумать только, моя дочь ходит в обносках каких-то незнакомцев!
— Я собираюсь заплатить за него. Как-никак пять фунтов, — ответила я.
Мать поинтересовалась, откуда же я возьму такие деньги, но тут же на лице ее отразилось смятение: похоже, она спорила сама с собой, не в силах разрешить какой-то внутренний конфликт.
— Заплати за него. Не так уж это и много. А я куплю тебе что-нибудь подходяще, как только мы отправимся в следующий раз по магазинам. Просто ужас, что Хенсоны дают тебе свое старье, — с видимым усилием выдавила она наконец.
Я не могла понять свою мать, но расцеловала ее бледные щеки и поблагодарила.
Некоторое время спустя, когда мама куда-то ушла, я осталась дома одна. Стоял теплый майский денек. Несмотря на то что земли вокруг Большой Сторожки пребывали в полнейшем запустении, тысячи желтых и белых нарциссов цвели по обочинам дороги и по берегам озера, и от этого становилось веселее на душе. Сквозь сорняки на клумбах пробивались тюльпаны и радовали глаз своими бутонами.
Тоненькие березки и ольха, массивные буковые деревья, окружавшие озеро, зеленели молодыми листочками, все было свежо, в воздухе пахло весной. Даже зловещие воды Горького озера искрились и переливались под яркими солнечными лучами.
Мама пошла проведать одну ветхую старушку, которая жила в покрытой соломой хижине под холмом. Ей было уже под сто лет, и все жители нашего района время от времени навещали ее. Я видела, как мисс Форрестер тоже укатила куда-то на «роллс-ройсе», наверное в аптеку за лекарствами. Элис Тисдейл стирала и гладила белье на кухне.
Мне было до смерти скучно, я развлекалась мыслями о предстоящем обеде и тешила себя надеждой провести очередные несколько часов в компании Лоренса Бракнелла, совершенно упустив из виду неважное окончание нашей прошлой встречи. Думаю, что я зациклилась на этом безнадежном романе (если его вообще можно было так назвать!) именно от нечего делать.
И вдруг что-то — думаю, для меня навсегда останется загадкой, что именно, — подняло меня и подтолкнуло на заповедную территорию. Меня как магнитом тянуло в покои сэра Джеймса. Я знала, что, если старик позвонит в колокольчик, Элис поднимется к нему узнать, чего он хочет. Но старушка сказала, что сиделки не будет всего каких-нибудь полчаса и перед отъездом та сделала для него все необходимое.
Я прошла по галерее, потом по коридору, отделанному великолепными панелями. Это место я видела лишь однажды, да и то издалека.
Раздираемая любопытством, я прокралась по толстым коврам к дверям комнаты, за которыми так долго пролежал больной баронет.
Дверь была немного приоткрыта, и я даже смогла увидеть часть спальни. Я жадно поедала взором огромную кровать времен королевы Анны, о которой была наслышана от своей матери. Резные ножки, поддерживающие малиновый полог из узорчатой шелковой ткани, были несколько тяжеловесны, но при этом полны изящества, так же как и малиновые парчовые занавески на окнах.
Сэр Джеймс полусидел-полулежал на кипе пуховых подушек. Его невозможно было бы узнать, если бы не волосы, которые я так хорошо помнила и которые были белыми как снег еще во времена моего детства, но теперь они изрядно поредели. У него было бледное лицо цвета слоновой кости, истощенное, как и скрещенные, лежащие поверх одеяла костлявые руки. Глаза закрыты.
Я внезапно ощутила себя молодой, полной жизни и сил по сравнению с этим несчастным больным стариком, у которого судьба отобрала и жену, и сына, и слезы выступили у меня на глазах. У него не осталось ничего, кроме несметного богатства, но на него здоровья не купишь.
Я уже собиралась потихоньку убраться восвояси, но глаза больного внезапно открылись. Надо сказать, что взгляд был достаточно острым для человека его возраста, сэр Джеймс тут же заметил меня и позвал надтреснутым голосом: