Лощина
Шрифт:
Она встала.
— Наступило время чая, пойдемте!
Они пошли по тропинке к дому. Генриетта незаметно наблюдала за своей спутницей. «Всегда интересно, как выглядит лицо мученика, — думала она. — Святая христианка-страдалица».
Вдруг они услышали выстрелы.
— Ну вот, — сказала Генриетта, — началась избиение Эндкателл ов!
Все оказалось гораздо проще. Сэр Генри и Эдвард поспорили об огнестрельном оружии. Генри Эндкателл был страстным коллекционером револьверов и пистолетов. Он принес несколько образцов,
— Генриетта, попробуйте! Посмотрим, сумеете ли вы убить грабителя.
Сэр Генри показал, как обращаться с оружием, как целиться.
Генриетта выстрелила и промахнулась.
— Ваша очередь, Герда!
— Я никогда не научусь!
Герда выстрелила с закрытыми глазами. Пуля прошла очень далеко от цели. Следующей была Мидж, успехи ее были такими же плачевными.
— Оказывается, это гораздо труднее, чем кажется, — сказала Мидж.
Из дому вышла Люси, которую сопровождал угрюмый молодой человек с большим кадыком на худой шее. Пока Дэвид Эндкателл здоровался со всеми, Люси взяла револьвер и три раза выстрелила. Каждый раз она попадала в центр мишени.
— Браво, Люси! — закричала Мидж. — Я не знала, что вы так замечательно стреляете.
— Люси всегда попадает в цель, — торжественно сказал сэр Генри и добавил:
— Ее искусство, по крайней мере, один раз, очень пригодилось. На нас напали бандиты, это было на азиатском берегу Босфора. Двое бросились на меня и хотели перерезать мне горло. Вмешалась Люси и выстрелила прямо в кучу тел. Я даже не знал, что у нее есть оружие. Одному из напавших на меня она попала в ногу, второму — в плечо. Можно сказать, что мне здорово повезло. До сих пор не понимаю, как она меня не ранила.
Леди Эндкателл улыбнулась мужу.
— Иногда нужно рисковать, — сказала она. — В таких случаях нужно решаться сразу и долго не раздумывать.
— Все это, конечно, верно, дорогая, — заявил сэр Генри. — Но ведь в тот день ты рисковала мной.
Глава VIII
После чая Люси все-таки настояла на том, чтобы показать Герде сад. Джон пригласил Генриетту на прогулку.
С Эдвардом ходить было легко — он почти никогда не спешил. С Джоном все было по-другому — за ним Генриетта еле поспевала. Когда они забрались на вершину высокого холма, она совсем запыхалась.
— Джон, ведь у нас не соревнования по спортивной ходьбе.
— Я иду слишком быстро?
— Я могу поспеть за вами, но ведь никто нас не гонит! Мы не опаздываем на поезд. Зачем эта напрасная трата энергии? Может быть, вы хотите убежать от самого себя?
Он резко остановился.
— Почему вы так говорите?
Генриетта заверила, что никакого особого значения ее слова не имеют.
Он пошел медленнее.
— Я сам не могу понять, отчего, но на самом деле я страшно устал! — в голосе его действительно звучала
— Как здоровье матушки Крэбтри? — спросила она.
— Ничего определенного сказать нельзя, еще слишком рано. Но мне кажется, что мы на правильном пути.
Незаметно для себя Джон снова ускорил шаг. Он продолжал:
— Все еще нужно проверить. Нам неизвестно, какую роль тут играют эндокринная система, гормоны.
— Вы думаете, что научитесь лечить болезнь Риджуэй? Больные больше не будут от этого умирать?
— Надеюсь. Наши возможности безграничны! Вздохнув, он произнес:
— Как я счастлив, что приехал сюда! Здесь я могу полной грудью дышать свежим воздухом… и видеть вас! — Он улыбнулся:
— И Герде здесь хорошо.
— Ну как же, — в голосе Генриетты сквозила ирония, которой Джон не заметил. — Герда просто обожает пребывание в «Долине».
— Я тоже так считаю. Кстати, подскажите мне, встречался я раньше с Эдвардом Эндкателлом?
— Вы уже видели его два раза, не считая сегодняшнего, — сухо ответила Генриетта.
— Не припомню. Он такой незаметный… Кажется, немного чудаковат.
— Эдвард очень милый человек, и я его очень люблю!
— Пусть будет так. Мне жаль терять наше время на разговоры о нем! Какое нам дело до всех этих людей? Они — не в счет!
— Иногда, Джон, я вас просто боюсь, — тихо произнесла его спутница. — Вы меня боитесь, Генриетта? Меня? Что вы хотите этим сказать?
Очень удивленно он уставился на нее.
— Вы удивительно слепы, Джон!
— Слеп?
— Да. Вы ничего не понимаете, ничего не видите, ничего не чувствуете! Мысли и чувства других до вас просто не доходят.
— А мне кажется, все наоборот.
— Договорились! То, на что вы смотрите, вы действительно видите. Но это все! И больше ничего! Вы — как прожектор. Сильный свет освещает точку, которая вас интересует, все остальное остается погруженным в глубокую тьму.
— Но объясните же, что все это значит?
— Это опасно, Джон! Опасно для вас! Вам кажется, что все вас любят, что все желают вам добра. Например, Люси.
— Люси меня не любит? — Он был поражен. — А я ее всегда очень любил!
— С чего вы взяли, что и она вас любит? Я в этом совершенно не уверена. А Герда, Эдвард, Мидж и Генри? Откуда вы знаете, какие чувства они к вам питают?
— Мне гораздо важнее чувства Генриетты! Вот в вас я уверен!
Он взял ее руку, она ее отняла.
— В этом мире, Джон, нельзя быть уверенным ни в ком!
— Генриетта, этому я никогда не поверю! Я уверен в вас так, как уверен в себе. То есть… — он вдруг замолчал.
— Что вы сейчас хотели сказать, Джон?
— Вы знаете, меня сегодня преследует одна фраза, какая-то идиотская фраза: «Я хочу домой!» Это лезет мне в голову сегодня весь день, и у меня нет ни малейшего представления, что это может значить.