Лощина
Шрифт:
«Как я люблю осень, — подумала она. — Она намного богаче, намного живописнее весны».
Внезапно ей пришло в голову, что это минута ее наивысшего счастья. Никогда природа не казалась ей более красивой, более совершенной, никогда раньше Генриетта не испытывала чувства такого слияния с ней Возобновив путь, она прошептала:
— Никогда уже я не буду так счастлива, как сейчас, никогда!
Когда машина приблизилась к дому, Мидж приветственно помахала Генриетте с террасы. Тут же вышла леди Эндкателл.
— А
Мидж прыгнула на подножку машины и проводила Генриетту в гараж. Генриетта обратила внимание на слова Люси.
— Какое верное замечание! Вы знаете, у меня нет такой любви к лошадям, как у моих ирландских предков. Я выросла среди людей, которые говорили только о лошадях. Поневоле начинаешь гордиться, что не впадаешь в эту крайность. Люси напомнила, что я отношусь к своей машине так же, как мои предки — к лошадям. Она права!
— И ты права! Люси иногда просто поражает. Сегодня утром она разрешила мне быть здесь такой грубой, как мне захочется.
Генриетта сначала не поняла, потом энергично кивнула.
— Конечно! — воскликнула она. — Из-за магазина!
— Правильно! Каждый день я должна быть на работе исключительно вежливой. Я должна улыбаться плохо воспитанным женщинам, называть их «мадам», помогать им надевать платья, терпеть все, что они смеют мне говорить! Некоторые полагают, что быть прислугой более унизительно, чем работать в магазине. Они ошибаются! Продавщице в магазине приходится выносить гораздо больше обид, чем прислуге в хорошем доме.
— Это, вне сомнения, омерзительно. Ну, что же делать, если ты такая гордая и хочешь обязательно сама зарабатывать себе на жизнь!
— Во всяком случае, Люси — ангел! Поверь мне, я никого не пощажу!
Генриетта вышла из машины.
— Кто еще будет здесь?
— Ожидают Герду и Джона Кристоу. — Немного помолчав, Мидж добавила:
— Только что приехал Эдвард.
— Эдвард?.. Браво! Как долго я его не видела! Кто еще?
— Дэвид Эндкателл. Люси очень рассчитывает на тебя. Она надеется, что ты помешаешь ему проявить несдержанность.
— Совсем напрасно! — воскликнула Генриетта. — Я не люблю заниматься тем, что меня не касается, и я уважаю причуды людей!
— И еще, — продолжала Мидж, — от тебя ожидают, что ты будешь любезна с Гердой.
— Вот за это я бы возненавидела Люси, если бы была Гердой!
— А завтра в гости придет господин, специальность которого — раскрывать преступления. Это сосед.
— Надеюсь, мы все же не собираемся разыгрывать тут убийство?
К молодым женщинам подошел Эдвард — большой, высокий и худощавый. Генриетта радостно ему улыбнулась. Она отметила, что больше, чем могла бы предположить, рада его видеть. Она забыла, что так
После завтрака Эдвард и Генриетта пошли прогуляться. Они направились по тропинке, причудливо извивающейся между деревьями. Генриетта подумала о лесах Айнсвика, так похожих на эти. В памяти воскресли старые воспоминания…
— Вы помните нашу белку? — спросила она. — Бедняжка сломала себе лапку, а мы ее лечили и ухаживали за ней.
— Конечно! Мы ей дали такое смешное имя. Как это…?
— Холмонделли-Марджорибэнкс!
— Точно!
Они рассмеялись.
— А старая экономка, мисс Бонди, предсказывала, что белка убежит через дымоход.
— Нас это очень сердило!
— И она ведь действительно сбежала через дымоход.
— По вине мисс Бонди! Она внушила белке эту идею!
Помолчав, Генриетта спросила:
— Айнсвик сильно изменился? Я его представляю себе таким, каким знала…
— Почему вы не приезжаете? Могли бы сами посмотреть. Давно вы там не были…
— Я знаю.
Почему она туда не ездит? Трудно сказать Она занята своими делами, новыми связями…
— Вы всегда желанный гость в Айнсвике.
— Спасибо.
— Я очень рад, что вы его любите.
— Это самое красивое место в мире!
Она представила себя в Айнсвике в те далекие и прекрасные дни. Длинноногое худое создание с черными растрепанными волосами. Беззаботная девчонка, не имевшая никакого представления о том, что приберегла для нее жизнь. Как хорошо было ничего об этом не знать! Если бы можно было все вернуть…
Она спросила:
— Игдрасил еще там?
— Нет, в него ударила молния.
Жаль. Имя Игдрасил она дала большому дубу. Если молния свалила даже этот дуб, то ничто не может уберечь от ударов судьбы. Лучше не возвращаться назад!
— Вы помните, — спросил Эдвард, — приметы этого дуба?
— Игдрасил не был похож ни на одно дерево. Я рисовала его, где только могла, на всяких клочках бумаги… Я его прекрасно помню! Дайте мне карандаш!
Он протянул ей карандаш и блокнот. Смеясь, Генриетта изобразила смешное дерево.
— Да, это он, — кивнул Эдвард, — Игдрасил.
Они пришли на вершину холма. Генриетта села на поваленный древесный кряж, Эдвард устроился рядом.
— Вам не кажется, что «Долина» — это маленький Айнсвик, Айнсвик в миниатюре? — спросила она. — Может быть, именно поэтому Люси и Генри здесь обосновались.
— Очень возможно.
— Совершенно невозможно догадаться, что происходит в голове Люси…
Решив изменить тему, Генриетта спросила, что он делал со дня их последней встречи.
— Абсолютно ничего, Генриетта.
— Это звучит весьма мирно.