Лощина
Шрифт:
— Это, безусловно, многое объясняет, — говорю я. Опиум? Я слышала истории о мужчинах за границей и в больших городах, которые курят его в сомнительных притонах, но никогда не думала, что кто-то настолько правильный, как Крейн, может быть одним из них. Это опасный наркотик; он должен это знать.
Думаю, у него много достоинств. Что еще он скрывает?
— Можно и так подумать, — продолжает он, наклоняясь, чтобы поднять с берега камень. Он разглядывает его и ритмичными движениями вертит в руке снова и снова. — Но
Холодок пробегает по моей шее, и я подтягиваю края рукавов, жалея, что у меня нет перчаток, чтобы согреться.
— Что случилось?
Он отходит от меня и сжимает камень в руке, а затем с невероятной силой швыряет его по поверхности озера, где тот подпрыгивает шесть раз, потом идет на дно. Рябь медленно расширяется.
— Я проснулся в холодном поту, что может быть частью ломки, а затем слышал, как меня звали по имени. И кто-то плакал.
Я дрожу.
— Жутко. Это был ваш сосед?
— Нет, женский голос, — заявляет он, наклоняясь, чтобы поднять еще один камень. — И в мужское крыло женщинам вход воспрещен. Конечно, я подумал, что, возможно, у профессора Дэниэлса роман со школьной медсестрой или что-то в этом роде. Но женщина назвала мое имя. Поэтому, конечно, я предположил, что это Мари.
— Кто такая Мари? — осторожно спрашиваю я, игнорируя странный привкус ревности, когда произношу ее имя.
— Моя бывшая жена, — говорит он. Выражение его лица пустое.
Мои брови приподнимаются.
— О, простите. Я не знала. Вы… развелись? — опускаю взгляд на его руку, как будто ожидая увидеть кольцо, хотя знаю, что он его не носит.
— Овдовел, — говорит он, бросает еще один камешек через воду. — Она умерла.
— Мне так жаль, — но, кажется, что слов недостаточно. Бедняга.
— Угу, — бормочет он, слегка кивая, наблюдая, как расходится рябь. — Да. Она умерла, и, ну, иногда я слышу ее голос по ночам.
— Неудивительно, что вы не могли нормально спать.
Он бросает на меня страдальческий взгляд.
— Это еще не самое худшее. Голос будил меня раньше, но последние два дня…
— Что?
Он вздыхает и проводит рукой по лицу.
— Не знаю. Правда не знаю. Две ночи назад я услышал что-то за дверью. Это была не Мари. А звук чего-то тяжелого, волочащегося по коридору. Я открыл дверь, и о чудо, увидел кровавый след, тянущийся по коридору, и волочащееся тело.
Я задыхаюсь, чуть не падая.
Крейн быстр. Его длинные руки обхватывают меня за талию, поддерживая.
— Возможно, мне не следует пугать своих учеников да обморока, — бормочет он, и его лицо никогда не было так близко к моему. Я потрясена его историей, напугана, и все же мои глаза скользят по его чертам, отмечая все мелочи, которые я не заметила на расстоянии, такие как шрам на кончике левой брови или слегка искривленный нос. Я определенно не заметила
— Нет, — пищу я, осознавая, как близко мои губы к его. — Я в порядке. Я в порядке.
Его взгляд на мгновение опускается к моим губам, а затем он хмурится.
— Хорошо.
Он отстраняется, опускает руки, расстояние между нами увеличивается.
— Расскажите больше, — быстро говорю я, прежде чем у него появляется шанс передумать.
Он обдумывает это, а затем кивает на здания.
— Только если смогу проводить тебя обратно. Боюсь, на улице становится немного прохладно, а у тебя нет пальто.
Я хочу сказать ему, что мне всегда жарко, потому что я ношу много слоев одежды, но просто киваю, и мы уходим от берега.
— Не говоря уже о том, что от этого озера я чувствую себя неуютно, — добавляет он. Я смотрю через плечо, в темноту. Вынуждена с ним согласиться. — Энергия ощутима.
— Странная энергия, — говорю я, кивая.
— В голову закрадываются истории о привидениях, — говорит он.
— Так что случилось? — подталкиваю я, наши ноги снова ступают по гравийной дорожке. — Вы видели тело. Это была женщина? Мужчина?
— Женщина в ночнушке. Выползала из-за угла, — при этом он корчит гримасу, и я подавляю очередную дрожь. — И все же я не мог ее догнать. Наконец, увидел, как она заползла в мою комнату, но когда последовал за ней, ее уже не было. И кровь, которая была очень настоящей, исчезла. Единственной осязаемой вещью, которая осталась, был ряд зажженных свечей на подоконнике и мертвая змея на столе, проткнутая швейными иглами. Кто-то написал «Добро пожаловать в Сонную Лощину. Ты можешь не вернуться». Кровью.
— Боже мой, — говорю я, задыхаясь. — Это… это…
— Жестоко? Ужасающе? Дьявольски? — уточняет он. — Я тоже так думал. Но когда заговорил об этом с Сестрой Софи, она выдала это за шутку. Некоторые студенты — иллюзионисты, особенно второкурсники, и это не редкость — травить новых учителей.
— Но женщина в коридоре, — указываю я. — И кровь.
— Кровь исчезла, — говорит он, — так что это указывает на иллюзию.
— Но вы в это не верите.
Он бросает на меня любопытный взгляд.
— Ты права. Я в это не верю. Тем более, что прошлой ночью это повторилось. Я проснулся, услышав голос Мари, ее… смех, — в его глазах появляется мрачное выражение, — затем услышал… тело. Как оно двигалось по коридору. Но на этот раз не хотел навлекать на себя неприятности. Я остался в комнате с запертой дверью и ждал, пока звук исчезнет. Это заняло некоторое время, казалось, что тело часами ходило взад-вперед по коридору, но я все равно не вышел. После этого почти не спал.
Мы останавливаемся перед зданием, где находится его кабинет.