Лощина
Шрифт:
Он тянет меня за шею, пока наши губы не отрываются друг от друга, и я едва могу дышать, в его глазах вижу пугающую бурю вожделения.
— Ты даже не смогла меня дождаться, — хрипит он. — Прыгнула на чужой член, чтобы удовлетворить свою жадную дырочку, — он снова притягивает меня к себе за шею, давление усиливается, и я задыхаюсь, наши глаза в нескольких дюймах друг от друга. — Я вытрясу из тебя все это. Ты принадлежишь мне, только мне. И сегодня ночью я заявляю на тебя свои права.
Мой желудок сжимается, и я тяжело дышу
— Тебе это нравится, да? — рычит он. — Маленькая шлюшка.
А потом он толкает меня на кровать. Прежде чем я успеваю выпрямиться, он поднимает меня за шею и переворачивает так, чтобы я встала коленями на кровать, а грудью прижалась к стене.
— Положи руки на стену, — твердит он грубым голосом. — Не двигайся.
Трясущимися руками я делаю, как он говорит, сердце бешено колотится в груди. Я прижимаюсь ладонями к стене и слышу, как он за моей спиной снимает с себя одежду. Я могла бы это остановить. Могла бы хотя бы попытаться. Но не хочу. Я хочу, чтобы он отдался мне со всей своей яростью. Может, я и принадлежу Крейну, но дико жажду, чтобы Бром принадлежал мне.
— Черт, — слышу я, как он выдыхает. — Ты почувствуешь. Ты почувствуешь меня так глубоко и забудешь, что тебя трахали раньше. Ты никогда от меня не избавишься.
Кровать прогибается, когда он опускается на нее коленями, и я ощущаю спиной его дикую энергию. Она горячая и необъятная, и, кажется, с каждой секундой становится все мощнее, я чувствую, что вот-вот сойду с ума.
Подпрыгиваю от неожиданности, когда его руки находят низ моей ночнушки и задирают ее на талии. Затем он стягивает с меня панталоны, бросает на пол.
— Как же ты прекрасна, нарцисс, — хрипит он от похоти, и я чувствую его взгляд на своей обнаженной коже. — Ты такая влажная. Течешь из-за меня.
Задыхаюсь, когда его рука скользит между моих бедер и проводит по тому месту, где я взмокла и набухла, и я не могу удержаться от глубокого стона, который сотрясает мои легкие.
— Все это мое, — бормочет он. — Все это для меня. Разве ты течешь так из-за Крейна?
Я понимаю, что лучше не отвечать на этот вопрос, но тут он просовывает пальцы внутрь меня, а другой рукой сжимает в кулак мои волосы, запрокидывая голову назад. Я вскрикиваю, и его рот оказывается у моего уха.
— Ответь на гребаный вопрос. Это профессор тебя так возбудил? Он тоже трахал тебя пальцами? Ты сжимала их внутри, как в тисках?
— Да, — с трудом выдавливаю я.
— Тебе понравилось? — спрашивает он, облизывая мочку моего уха, отчего я вздрагиваю. Его кулак в моих волосах болезненно сжимается.
— Да, — шепчу я.
Он замолкает, слегка отстраняясь.
— Какая же ты маленькая шлюшка, — говорит он.
Затем он плюет мне на обнаженную шею, и я вздрагиваю. Слюна медленно скатывается по спине под ночнушку, и я чувствую, как его взгляд прожигает меня насквозь.
— Но ты моя шлюшка, — добавляет он, убирая пальцы,
— О боже! — вскрикиваю я, сжимая ладони.
— Я не твой бог, — Бром злится, покусывает и облизывает мою шею, бедрами прижимает меня к стене, член входит очень глубоко. Я разрываюсь надвое, и, кажется, сейчас упаду в обморок, мир расплывается от смеси удовольствия и боли.
— Я не твой бог, — повторяет он. — Я твой дьявол.
Он медленно выходит из меня, и я чувствую, как член касается каждого нерва внутри меня, прежде чем он снова входит по самый лобок. Его грудь прижимается к моей спине, пот стекает на ночнушку, его жар подобен адскому пламени.
Если он дьявол, тогда все это — ад.
Но почему в аду так хорошо?
«Потому что ты ведьма», — напоминаю я себе. «Язычница, поклоняющаяся только сексу».
— Попробуй себя на вкус, — говорит Бром, отпуская волосы и касаясь моего лица, засовывая пальцы мне в рот. — Пососи их.
Я подчиняюсь ему так же, как подчинялась Крейну. Ощущаю свой вкус на его пальцах, пока он продолжает входить в меня. Он держит свои пальцы у меня во рту, обхватывая мой рот, словно я лошадь, которую он удерживает на месте, и я вспоминаю слова Крейна в конюшне. Неудивительно, что эти двое мужчин спелись в прошлом.
— Ты думаешь о нем, — говорит Бром, покусывая мочку моего уха. — Что мне сделать, чтобы это прекратить? Заставить тебя кончить? Изливаться в тебя, пока ты не захлебнешься? Заставить все это слизать, нарцисс?
— Пожалуйста, — говорю я, обхватывая его пальцы, потому что хочу этого. Я хочу всего, что может дать мне этот дикий мужчина.
— Тебе нравится умолять, — говорит он, пронзая меня одним сильным толчком, пока моя грудь не прижимается к стене. — Как часто ты умоляла его?
— Всегда.
Он издает низкий рык, убирая руку от моего рта. Я слышу, как он сплевывает в ладонь. Затем вздрагиваю, когда опускает руку к моей заднице, пробегая по ложбинке между ягодицами.
— Он прикасался к тебе здесь? — шепчет он, облизывая мою шею и снова хватая за волосы другой рукой. Дергает за пряди, посылая осколки боли, которые каскадом проносятся по моему телу, отчего бедра дрожат.
— Н-нет, — отвечаю ему. Я давно хотела этого, но стеснялась попросить даже такого человека, как Крейн.
Он тихо стонет от удовольствия, а затем скользит пальцами между моих ягодиц, находит местечко, и проникает туда, где я сильнее всего напрягаюсь.
— Тебе нравится? — спрашивает он, снова запрокидывая мою голову, так что моя шея обнажается, а его губы оказываются у моего уха. В его вопросе появляется нотка, которая напоминает мне о старом Броме, вечно желающем угодить. Он все еще здесь.