Лошадь масти игреневой
Шрифт:
Ночью я проснулась, будто, меня кто-то ударил в грудь. Соскочила с кровати, заполошно вглядываясь в темноту. Айра подошла ко мне и тоненько заскулила. Я, как будто, совершенно ясно услышала ее мысли. «Ну, чего ты мечешься? Все же хорошо. Я с тобой». Вздохнув тяжело, я встала и прошлепала босыми ногами к лавке, на которой стояло ведро с водой. Выпив залпом целый стакан, накинула куртку на плечи, всунула босые ноги в валенки и вышла на крыльцо. Ночь, как хороший маляр, закрасила все в темно-синий, почти в черный цвет. И только снег смутно белел вокруг, не желая быть закрашенным, да звезды мерцали в бархатной
Я стояла на крыльце, вдыхая морозный воздух, и стараясь понять, что меня так встревожило. Так и не найдя причины своей маете, вернулась в тепло дома и забралась под одеяло. Айра положила голову на край кровати и тяжело вздыхала. Незаметно для себя, я уснула. Проснулась от того, что волчица скребла лапой одеяло и тихонько повизгивала. Небо уже утратило свою черноту и в окошко был виден кусочек розовеющего востока. Я вскочила, испугавшись, что проспала. Сейчас уже Павел приедет, а я еще в постели валяюсь. Одним рывком соскочив с кровати, опрометью кинулась к колодцу. Потом принялась топить печь, чтобы выпить горячего чая. Не успел чайник закипеть, как послышался звук мотора и, на поляну выехал УАЗик Павла. Я выскочила на крыльцо, чтобы встретить его. Из машины показалась голова Егорки. Вид он имел заспанный, но весьма бодрый. Он кинулся к крыльцу, на ходу крича.
– Теть Оль, папка сказал, что теперь вы будете жить с нами. Это правда? – Он подбежал ко мне с намерением обнять. Но, потом, как-то смутился и затормозил у самого крыльца.
Я, смеясь, спустилась с крыльца и притянула мальчишку к себе.
– Поживем – увидим, Егор. А, пока, пойдемте в дом. Чаю горячего выпьем. Я сейчас быстро оладушек напеку. Ты любишь оладьи?
Парнишка напустил на себя серьезный вид.
– Я чего, маленький что ли?
Подошедший Павел, улыбнулся.
– При чем тут маленький? Я не маленький, а оладьи люблю. – Он просто поцеловал меня в щеку, как будто, это было чем-то обычным.
Как будто, он каждое утро вот так целовал меня уже много, много лет. Как будто, никогда не было ничего другого в моей жизни. Не было боли, страха, пустоты, отчаянья и одиночества, тоже не было. Я счастливо улыбнулась. И мы вместе вошли в тепло дома.
До района мы добрались как-то незаметно. Егорка дремал на заднем сидении, укутанный заботливой рукой в старенький полушубок. А мы с Павлом тихонько разговаривали обо всем и ни о чем.
Он высадил меня у дверей районного отделения милиции, а сам с Егором, поехал в кузницу, сказав, что заедет за мной часа через два.
Спросив у дежурного, на месте ли следователь Пиреев, я отправилась по унылому коридору, серые стены которого, навевали тоску. Иван Петрович сидел в своем кабинете, просматривая какие-то бумаги, и прихлебывая чай из стакана, по цвету больше напоминавший деготь. Увидев меня, расплылся в улыбке, но взгляд стал настороженный. Про себя я вздохнула. Если так и дальше пойдет, он скоро станет от меня под столом прятаться.
– Ольга Викторовна! Сколько лет… Давненько вас не видел. Как вы поживаете? – Начал он задавать ничего не значащие вопросы, старательно скрывая за ними свою обеспокоенность.
Я скромненько так уселась на краешек стула и преданно уставилась в его глаза. Почему-то, это не успокоило его, а даже наоборот. В глазах появились первые признаки настоящей паники. Нет, надо сразу приступать к делу. Иначе, его, чего доброго, Кондратий стукнет. И я приступила.
– Дорогой Иван Петрович … – Бодрым голосом начала я. – Тут такое дело. Одну бабульку в нашем селе ограбили.
В глазах Пиреева явно проступило облегчение. А я про себя усмехнулась. Рано дяденька обрадовался.
– Что, поросенка со двора увели? – Как-то игриво заметил он.
Я замахала руками.
– Что вы!! Из-за поросенка я бы вас и не потревожила. Наш Васили Павлович вполне способен с такой бедой справится.
Василий Павлович, по кличке «Чапай», присвоенной ему местными жителями из-за его шикарных усов, был нашим Пантелеевским участковым. Пиреев закивал головой.
– Ну, да, ну да… так что же украли у вашей бабульки такого, что вы приехали в район с этим? Неужто, царские драгоценности? – Он попытался пошутить, но неясная тревога опять вернулась в его взгляд.
– Вы почти угадали. Серьги ее тетки. Бриллианты чистой воды примерно по полтора карата каждая сережка, под романтическим названием «Слезы Ангела». – Выдала я спокойно.
У Пиреева глаза полезли на лоб. Набрав в грудь воздуха, он выпалил.
– Ольга Викторовна, надеюсь, это не шутка такая?!
Приложив руку к груди для большей убедительности, и, глядя ему в глаза максимально чистым и честным взором, заверила.
– Что вы?! Иван Петрович! Да, разве ж, когда-нибудь, я давала вам повод думать, что я могу так неудачно шутить. Все сказанное – истинная правда. Хочу добавить, что о серьгах никто не знал в деревне, кроме меня и самой хозяйки. Ни я, ни она никому и словечком о них не обмолвились. Вы ж понимаете, такая реликвия, и цены немалой. Но, не так давно, к ней в гости заглядывала соседка. Шкатулка с серьгами на столе стояла, а хозяйка из комнаты на несколько минут выходила. Нет, нет … – Остановила я его не озвученное восклицание. – Соседка серег не брала. НО, есть большая доля вероятности, что она их видела. И легко могла о них кому-нибудь поведать. Вы ж понимаете, деревня есть деревня. Бабулька по старости своей по районам кататься не может. Вот и попросила меня, к вам заехать и на горькую судьбу пожаловаться. – Закончила я, и скромно опустила глазки долу.
К концу моего рассказа вид следователь имел грустный. Я бы даже сказала, тосковать он начал нешуточно. Все его мысли явственно читались на его следовательском челе. И, основная мысль, яркими буквами, прямо-таки, была начертана на его лбу. Была она весьма незамысловатой, и выражалась, практически одной фразой: «Принес же черт!». Поэтому, я сидела, стараясь слиться с мебелью и голоса больше не подавала. Наконец, Иван Петрович сумел взять себя в руки, и задал вопрос, глядя на меня с подозрением:
– А, позвольте узнать, Ольга Викторовна, откуда же у простой деревенской бабульки такое богатство взялось?
Подозрения у него начали складываться нешуточные, поэтому, вложив в голос максимум простоты и честности, я ответила:
– Так, я ж говорила. Наследство это, от тетки ее покойной досталось. У нее и доказательство имеется в виде фотографии. На ней тетушка стоит в этих сережках. И любая экспертиза это подтвердит.
Но, сомнения следователя не оставляли, и он, изображая проницательный взгляд, продолжал вопрошать.