Шрифт:
Annotation
Рассказ о нелегкой работе и быте геологов, которые ищут и находят месторождения в глухой пермской тайге.
Сергей Тарасов
Сергей Тарасов
Лошадиная забастовка
Наш небольшой отряд искал коренные месторождения алмазов на севере Пермского края. По идее мы занимались проверкой аэромагнитных аномалий, выявленных в ходе аэросъёмки. Но такие же аномалии были зафиксированы над алмазными трубками в Архангельской области. А россыпные месторождения алмазов были известны и на Северном Урале, и в местах, где мы проводили проверку аэромагнитных аномалий.
Места были глухие. Местное население было представлено заключенными в многочисленных колониях — поселениях, где они занимались в основном вырубкой леса. В таком поселении мы и устроили себе базу. Начальником нашего отряда был Женя, геофизиком Александр, я был геологом. Были рабочие — из заключенных. Но я их не застал. При мне рабочими были две студентки, Илья, и потом к нам присоединился Лева — мой брат, который приехал в качестве рабочего на период своего отпуска. Он вообще-то был тогда телефонистом, ходил по вызовам, делал телефонные сети на небольших предприятиях. Устроился в нашу партию, чтобы отдохнуть от города и посмотреть новые места.
Мне его появление было полной неожиданностью. Но я был очень рад, что он приехал. У него глаза горели, когда он рассказывал о том, как добирался до нас. Надо было лететь на самолете, потом на попутках, а в конце ехать по узкоколейке, по которой заключенные вывозили древесину. Больше всего его поразило, как по пути зэк вылез из маленького тепловоза, достал из кустов телефон и начал звонить.
Там не было двух линий. По рельсам, установленных на простые бревна, ездили в обоих направлениях составы с бревнами. Когда навстречу ехал порожняк, то один из составов уступал другому дорогу, — были устроены такие специальные разъезды, с телефонной связью с диспетчером.
На таких поездах мы ездили на работу, если было по пути, и меняли расположение наших полевых лагерей в тайге. Основная же база была в колонии — поселении. В нашем распоряжении был небольшой деревянный барак на окраине колонии. Когда я впервые там появился, стояли белые ночи. Можно было свободно читать на улице книги по ночам.
Мы с начальником отряда там дня три жили вдвоем, ждали, когда вернутся из тайги геофизики с рабочими. Как-то Женя предложил пристрелять винтовки. Я покрутил у себя в виске пальцем. Стрелять в зоне мне очень сильно не понравилось. Но оказалось, что винтовки были пневматические. Пули, правда, были спортивные, тяжелые. Мы повесили пару мишеней на дверь туалета на улице, и стали стрелять в них по очереди из окна. Когда стали попадать в десятку, то решили, что дело сделано.
Потом, когда геофизик с рабочими вернулся, то было решено разбиться на две группы — одна занималась бурением, а вторая занималась поисками эпицентров аномалий. У каждой группы была рация, чтобы по вечерам обмениваться новостями. Я с геофизиком и рабочими отправились на север нашего участка, где была масса аэромагнитных аномалий. Сначала мы устроили лагерь на берегу большой реки, в десяти километрах от колонии, поставили там пару палаток, кухню. Все, и приборы, и продукты, и личные вещи перетаскивали на себе по разбитой лесовозной дороге. Идешь с очередным грузом по этой дороге, и смотришь на медвежьи следы, которые оставил хозяин тайги буквально за пять минут до тебя. Медведей там было очень много.
Мы прожили там недели две. У реки в этом месте был омут, и мы после работы в нем купались — было тепло, даже жарко. Вода прогрелась до такой степени, что была просто прохладной. Мы жили, не тужили, принимали иногда гостей — к нам в гости заходили заключенные из колонии. Но все омрачало доставка продовольствия. Есть хотелось всегда, а наши продукты были на базе в колонии. И хлеб мы покупали только там.
И однажды я договорился с зеками, что продукты увезу на их лошади. Они меня заверили, что лошадь смирная, и мне не надо будет ее вести назад. Она сама дорогу найдет, и придет в колонию.
До этого я в жизни не ездил верхом, а с одной лошадью познакомился в детстве в своем родном поселке. Вечером шел из магазина с буханкой хлеба и решил угостить соседскую лошадь. Эта лошадь вместо благодарности укусила меня за большой палец. Хорошо, что не сломала. После этого случая я стал с подозрением относиться к любой лошади.
Но перспектива в очередной раз тащить на себе десять километров тяжеленный рюкзак мне не нравилось, и я решил, что лучше тушёнку, хлеб и крупу тащит лошадь. У меня было два больших рюкзака, набитых под завязку продуктами. Каждый весил примерно килограмм сорок — пятьдесят. Я тоже не собирался идти пешком, а тоже собирался ехать на этой лошади.
Добрые зэки помогли мне взгромоздить и пристроить оба рюкзака на спину лошади, посадили туда же меня, и пожелали счастливого пути. И я поехал верхом. Было прекрасно осознавать, что, наконец- то благодаря моей изобретательству и предприимчивости, продукты с каждым метром безо всяких моих усилий едут к кухне.
Дорога была широкая, утоптанная медведями, заключенными, и нами — геологами. По бокам ее тянулся молодой березняк с осинами. Я удобно устроился на лошадиной спине и смотрел по сторонам. Ярко светило солнце и настроение у меня было отличное.
Так я проехал минут тридцать. Уже и бараки зоны давно скрылись за поворотом, и становилось жарко. Лошадь стала прижиматься к краям дороги, к порослям березок. Я тянул за узду, стараясь заставить лошадь двигаться по дороге. Сначала она меня слушалась, отходила от кустов, и шагала по дороге. Но потом решила устроить забастовку. Встала и просто стояла. Я дал ей передохнуть, и под мое "но" она снова пошла. Но лесом. Рюкзаки мешали ей идти, но она протискивалась между березками, и я понял, что она либо уронит меня, либо груз, а то и все сразу. Она больше не собиралась больше работать. Заставить ее работать я не мог. И решил сойти вместе с рюкзаками сам. Пока это возможно.
Достал нож, перерезал веревки у рюкзаков и спрыгнул. Лошадь облегченно выдохнула, вышла из кустов, развернулась и пошла к зоне. Я остался на дороге один с грузом. По моим подсчетам, мне идти предстояло километров восемь. Мне было непонятно, как унесу эти два рюкзака.
Я стал пробовать. Сначала поднял с трудом один, забросил его на плечи, потом попытался одеть второй на грудь. Одеть — то я его одел, но идти не мог. Стояла жара под тридцать градусов, и я был весь в поту. Оставалось единственное — переносить все челночным методом. До вечера было еще далеко, и можно успеть дойти до лагеря. Я взвалил один рюкзак и пошел. Отошел метров на двести, скинул его, и отправился за другим. Так продолжалось часа два. Я не чувствовал вес у рюкзаков, собственное тело, но плечам было больно.