Шрифт:
Владимир Сорокин
Лошадиный Суп
Анне и Марии
Как началось? Просто, как и все неизбежное:
Тысяча девятьсот восьмидесятый год, июль, поезд Симферополь - Москва, 14.35, переполненный вагон-ресторан, пятна томатного соуса на перекрахмаленной скатерти, забытые кем-то спички "Львiв", сигаретный пепел, позвякивание бутылки "Нарзана" в металлическом кольце у окна, колеблющаяся занавеска, гиперболоиды густых солнечных лучей, Олино предплечье со следами облезающего загара, полинявший Володин
– Только, пожалуйста, ребятки, не рассиживайтесь, - зашелестел замусоленной книжкой официант, - у меня очередища до самой Москвы.
– А что у вас...
– начал Володя, но лягушачьи губы официанта опередили:
– Салатов уже нет, солянки нет, есть харчо, судачок с пюре и бифштекс с яичком.
– А пива нет?
– Есть!
– тряхнул взмокшей челкой официант.
– Два, три?
– Четыре, - расслабился Володя.
– И всем по бифштексу.
– Мороженое есть?
– надела черные очки Витка.
– Нет...
– Официант чиркнул карандашом в книжке и вывернулся жирным тюленьим телом к сдерживающей очередь буфетчице.
– Любань, еще одного!
– Может, не на-а-до? Ведь нам так ую-ю-тно!
– пропела Оля, закуривая последнюю сигарету, но по проходу уже шел шоколадный от загара мужчина в белых брюках и голубой рубашке.
– Здравствуйте, - улыбнулся он всем троим сразу, садясь и быстро заглядывая в глаза.
Он был никакой, без возраста, с плешивой головой.
"Ветеринар", - обозначил его Володя, забирая сигарету у Оли.
"Дынин", - вспомнила Оля персонажа фильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
"Холостяцкий притырок на пути с курорта", - скривила красивые губы Витка.
Официант, бормоча что-то, вспомнил про него, повернулся, но плешивый протянул ему трёшку:
– Мне ничего, пожалуйста.
Официант взял деньги, непонимающе нахмурился:
– Ну, а...
– Ничего, ничего...
– тряхнул незнакомец пальцами с обгрызенными ногтями.
– Я просто посижу... немного.
– Ну, а... Попить? Пивка? "Псоу"? Коньячок "Арарат"...
– Ничего, ничего.
Официант молча уплыл на кухню.
"Ветеринар, но с припиздью, - покосился на незнакомца Володя. Наверно, сибирский валенок. Зиму тихо горбатился, летом поехал на юга мошной трясти".
"От жены из купе сбежал.
– Оля забрала сигарету у Володи, затянулась. Дал бы лучше нам три рубля. Володька последнюю пятерку щас просадит, приедем, в доме шаром покати, предки в санатории, неделю жить еще, ужас..."
"Окрезел чувачок на юге, вот и мучается дурью.
– Витка посмотрела в окно.
– И почему у таких козлов всегда много денег?"
Поезд полз по знойной Украине.
– Что-то как-то в этом году совсем уж лето жаркое, - заговорил плешивый, норовя заглянуть троим в глаза.
– Неужели и в столице нашей родины такая температурная катастрофа?
– Понятия не имеем, - ответила за всех Витка, брезгливо глянув на его ноги.
– Вы где отдыхали?
– улыбался мелкими нечистыми зубами плешивый.
"В пизде!" - ответил про себя Володя, а вслух произнес:
– Знаете, мы перегрелись и спать хотим. А когда мы хотим спать, то мы всегда хотим есть и совсем не хотим разговаривать.
– Сиеста, значит?
– заискивающе прищурился плешивый.
– Сиеста.
– Володя погасил окурок, вспомнив так и не дочитанный им роман с аналогичным названием.
– А у меня наоборот, - пригнулся к столу незнакомец, словно обреченный к плахе.
– Как только перегреюсь - сразу такая бодрость появляется, такая сила в теле, что вот, представьте себе, если бы сейчас вот здесь в полу вот этого самого вагона было вделано такое вот большое стальное кольцо, которое...
Вдруг он осекся на полуслове и оцепенел, словно укушенный змеей. Официант поставил на стол три тарелки с пережаренными кусками мяса, обрамленными заскорузлыми палочками картофеля "фри", перьями укропа, вялым зеленым горошком и тремя жареными яйцами. Яйца, правда, не были пережарены, не растеклись и выглядели довольно аппетитно. Из двух карманов нечистого белого халата официант выудил четыре бутылки холодного симферопольского пива, громко поставил, открыл и уплыл дальше.
"Слава труду!
– Володя облегченно взялся за не успевшую вспотеть бутылку.
– Сейчас бы он нам проел плешь с этим кольцом в полу..."
Пиво потекло, зашипело в стаканах. Трое взяли стаканы и отпили: Володя - жадно, залпом, до ломоты в зубах, Витка - не торопясь, с удовольствием, Оля - как всегда, хладнокровно, так как заставить внутренне затрепетать ее могло только полусладкое шампанское.
Забыв про замолчавшего соседа, трое набросились на еду. Не ели ничего они с самого утра, а вчера после отправления поезда и до глубокой ночи выпили в купе пять бутылок "Мукузани" и залакировали одинокой четвертинкой "Русской" местного разлива, что сегодня сказывалось на настроении.
Ели, как и пили, по-разному.
Володя, густо посолив и поперчив яйцо, подцепил его на вилку, отправил в рот целиком, и, проглатывая, запил пивом; затем, нанизав на вилку три палочки картошки, воткнул ее в жесткое мясо, отрезал приличный кусок, положил на него ножом пять горошин, отправил всю конструкцию в рот, запихнул вслед кусочек белого хлеба и стал жевать, глядя на ползущие за окном провода и думая о том, что бы было, если б Брайен Ферри и Брайен Ино вдруг взяли да и объединились в группу.