Лоскутное одеяло
Шрифт:
В."
11 сентября 1950 получаю письмо от Зои.
"Здравствуй, Василек!
Привет тебе от меня, Эльки, Саши, Кристи. Моя мама шлет тебе особенно горячий поклон, она драит мелом твои подарки и просит, чтобы следующие не нуждались в чистке. Рыбакова начала заниматься в институте марксизма, пропустила уже одно занятие - представляю, как ты ей завидуешь! Я покончила с Румынской выставкой, где работала асс. у Кристи, который бегал замороченный своим главным редакторством, и я изредка затаскивала его в монтажную. Этот выпуск - мура
Зоя.
P.S. Мы купили себе письменный стол с тремя ящиками.
Привет, Вася!
Пока таскала твое письмо, прибавились новости. Вчера на студии вывесили приказ Большакова, где говорится о том, что режиссеры и операторы не повышают своего образования, что работают практики, не имеющие высшего образования, что не выдвигают молодых режиссеров, операторов и сценаристов. Приказывается все это ликвидировать, и режиссеров и операторов, освободившихся от работы на студии, послать для укрепления периферийных студий. На студии сейчас предгрозовое затишье. Интересно, чем все это кончится? Очень соскучились по тебе и порой с превеликим удовольствием потрепались бы с тобой и сыграли в "ма". В общем - приезжай, а то мы тут изнываем от тоски. Целую.
Зоя.
Засуши для нас с Элькой ломтик дыни!"
11 ноября. Сегодня, пока не ладилось озвучание, Кармен рассказал: сестры Гнесины были очень некрасивы. Однажды устроили они для маленьких учеников шарады, загадали слово ПАЛИЦА. Сначала сделали несколько шажков, будто бы ПА. Потом выглянули из-за ширмы и спрятались, что должно было означать ЛИЦА. Дети захлопали в ладошки и закричали: "Знаем, знаем! ПАХАРИ!"
1951
В молодости все нам было ново, и мы не ленились писать письма друг другу.
В январе был в командировке в Киеве по съемкам "Пионерии".
"Здравствуйте, Элик и Зоя, любимцы Богов и народов,
Шлет вам привет Катанян из далекой холодной Украйны,
Пламенный, жаркий привет с пожеланьем успехов и счастья!
Климат здесь мерзкий с дождями, ветрами и снегом,
Копотью все здесь покрыто, туманы стоят ежедневно,
Вихри враждебные веют над нами, все впереди застилая,
Целые дни мы проводим в дурацких осмотрах бесплодных,
Ходим по городу, в лужи и ямы ступая,
Скользко здесь очень, и падаю я непрестанно,
Тело мое в синяках и раненьях ужасных.
Нечего снять здесь, все грязно, убого, уныло,
Невыразительно очень и неинтересно,
Для "Пионерии" все ж я придумал сюжеты,
Снять будет можно, но только волынка большая:
Сотни детей соберу я, снимая проходы и сборы,
Бить в барабан будут дети. Сниму я костер пионерский,
Где своего звеньевого зажарят ребята!
Здесь мы в "Готеле"
Ходим обедать в харчевню, где кормят дерьмом недешевым,
Вечером здесь по кино я хожу ежедневно,
Ночь провожу я в кровати, волшебные сны наблюдая.
Видел в театре здесь пьесу "Семейство Лутониных", драма,
Эта бездарная вещь с сексуальным уклоном
В ужас повергла меня, и я авторов проклял с Венерой!
Благословляю вас, Элик и Зоя лихие,
Бога любимцы, гиганты ума и таланта!!!
Васисуалий Лоханкин - ваш друг на чужбине далекой.
20 января 1951".
В 1951 году я работал ассистентом у Марка Трояновского на фильме о Монголии - первая заграничная экспедиция. Жили там несколько месяцев.
17 апреля 1951 года с дороги, проезжая Байкал, я отправил письмо:
"Здравствуйте, дорогие Зоя и Элик!
Еду уже седьмой день. Проехали уйму городов и станций, за окном меняются пейзажи, климат и расы. До Новосибирска была весна по всем правилам, а в Красноярске, откуда ни возьмись, снег и мороз. Сейчас проезжаем Байкал - это места неописуемой красоты, и я не отрываюсь от окна. Озеро покрыто голубым льдом, на другом берегу горы в снегу. Они освещены заходящим солнцем и от этого розовые, что повергает меня в трепет.
Рядом в купе едут молодые врачи, я сунулся было к ним со своей пендинкой*, но выяснилось, что они гинекологи. Здесь время на пять часов вперед московского, и я не могу переключиться - ем ночью, а сплю днем, как на Новый год.
Что еще? Больше ничего. Олечку поцелуйте от меня, а если будет капризничать, то шлепните, но не больно. Как Зойкино здоровье? Как твой "Спорт"?
Поезд вошел в тоннель. Целую. В.".
6 мая 1951. Улан-Батор.
"Здравствуйте, дорогие Элик и Зоя с дочкой!
Благодарю вас по гроб жизни за посылку с Трояновским, все дошло в полной боевой готовности и сохранности - и лимоны, и конфеты, и шпроты, и крабы и проч. Теперь в тумбочке стоит запас, как во времена карточек, когда все покупалось в один день. Только ассортимент другой. Твое письмо, которое ты мне написал почему-то без порток(?), я получил и теперь в курсе всех новостей. Я так соскучился по вас, что даже Зойкины иероглифы прочитал до конца, чудовищный почерк! Тебе надо было бы жениться на М., чтобы мне было бы легче почерк у нее прекрасный. Правда, все остальное у Зои лучше.
Рязанов! Ты пишешь, что твоя дочь все понимает. Приведи пример, а то не верю. Мама мне написала, что Оля у вас очень симпатичная и что ты очень рьяный отец.
Я только что вернулся из степей, где снимал рожденье молодняка (случку мы, к сожалению, упустили). Я режиссировал подкормку и подсоску ягнят, добился раскованного общения жеребенка с кобылой, выстроил сложный мизанкадр с новорожденным верблюжонком и т.п.
– и все по системе Станиславского! Ничему этому Козинцев нас не учил, и мне пришлось изрядно попотеть.