Ловчие
Шрифт:
— Какая разница, во что я верю. Я может потому и тут, что не хочу больше ни верить ни во что, ни думать ни о чём, ни искать. Хватит. Родина? Флаг? Нахер всё! Виски, брат. Но, - он выставил палец, - только из проверенных источников.
— Угу, - рассеяно покивал я.
– Правда в вине...
Мы прошли опасно близко от места, где шевелила отростками змеерыба, и я на всякий случай посторонился. Проверять, вынырнет ли она не особо хотелось. Андрей опять покосился на меня. И вдруг остановился.
— Знаешь, я раньше в мистику особо не верил. Но… -
– С недавних пор кажется, что тут правда обитает… что-то. Ладно, пойдём. Расскажу такую забористую хрень - не поверишь! Ты, кстати, как к травам относишься?.. После отравления самое то, поверь! Я медицинский в Питере заканчивал.
Мы устроились на террасе: хозяин дома с вискарём, я же осторожничал - пил некрепкий зелёный чай с теми самыми тайскими травами, о которых он говорил. Ежесекундно казалось, что это всё умело разыгранный спектакль, что ещё мгновение, и он прыгнет на меня и задушит, криво ухмыляясь. Я иногда перепроверял его, проваливаясь вглубь реальности, но натыкался лишь на пустой неосмысленный взгляд спящего. Делений жизненной энергии оставалось три, и я прекратил бессмысленные попытки его подловить.
— Мне иногда снится такая муть, - он отхлебнул виски.
– Это если говорить про мистику. Мы же о мистике говорим? Вот. У тебя бывало ощущение, что внутри тебя есть что-то… есть кто-то… бля, как бы это…
— Посторонний?
— Во, - он ткнул в меня оттопыренным от стакана пальцем.
– Точно.
— Было. Давно как-то, но было, да, - слепил на ходу я, затаив дыхание.
— А у меня такое постоянно. Во сне. Почти каждую ночь мне снится, что внутри меня какая-то холодная тварь. Ползает по нутру, скребётся о рёбра, щупает там всё какими-то отростками… Фу, сука… Но самое жуткое не это. Самое жуткое, Костя, это начало сна. То, как гадина эта во мне оказывается.
Я молчал. Ждал, пока он расскажет всё до конца, но тут ему позвонили. Андрей встал и принялся расхаживать по террасе, громогласно решая вопросы бизнеса, а я весь обернулся терпением, медленно поглощая чай. В эту минуту я целиком и полностью прочувствовал народную китайскую мудрость о том, что сидя у реки рано или поздно дождёшься проплывающих по ней трупов твоих врагов.
— Вот, смотри что читать стал, - Андрей отложил телефон и бросил передо мной на стол толстую потрёпаную книгу в мягком переплёте. Я взял её и прочёл вслух:
— “Осмысленные сновидения. Путь к прошлым и будущим жизням”. Автор Д. Нелин.
— Вот и скажи мне: разве может такое быть? Я ведь точно знаю тебя! Я даже знаю, что твоя жена художник! Но ни имени твоего я сам не вспомнил, ни места, где мы могли с тобой видеться. Я даже вижу свой портрет, а ни лица, ни имени художницы, - он помахал ладонью перед глазами, - темнота! Ну так же не бывает!
— Ты что-то про сон… - перебил я, не находя себе места от злости.
— Да… Засыпая, я вижу её сколько себя помню. Женщину. Красивую, но… холодную какую-то. Почти каждую ночь она протягивает мне вискарь. Плюёт туда и протягивает, - он поболтал бокал слишком сильно, выплеснув часть на пол.
– А я и отказаться-то не могу. Знаю же, что будет дальше, а ничего не сделать. Отпиваю и…
Он сморщился и вдруг закашлялся. Перегнулся через перила и обильно, на грани рвоты, сплюнул.
— Извини. Не могу просто говорить об этом. Прям чувствую, как… - он поводил лапищей по горлу, - оно лезет внутрь… Растёт, сука, ещё в пищеводе, а внутри таким здоровым становится, аж распирает. И всё, друган. На этом приятные вещи в моих снах заканчиваются. Дальше - такая жесть! Нахер, вспоминать даже не хочется…
— Да ты говори-говори, - как можно дружелюбней подбодрил я.
– Мне интересно.
— Тебе когда-нибудь убийство снилось?.. Не?.. Хорошо тебе. А мне снилось. И снится. Например, про трёх туристок из Сызрани. Аж, сука, кондрашка берёт… - он распрямил дрожащую кисть, глянул на меня, как бы удостоверяясь, что его ещё не приняли за больного.
– Я как бы их привёз сюда, в Тай. И зарезал в джунглях, прикинь?.. А второй сон…
— Чёрная “Тесла”. Литейный. Руль резко вправо, и похер, что в том сраном “Опеле” четверо. Они и есть твоя цель. Верно?
Бокал виски не достиг рта. Бусины чёрных глаз блеснули, он уставился на меня не моргая. А я продолжал:
— И ритуал, после которого восстанут Духи древних финно-угорских родов, - на ходу собирал я, чувствуя что говорю если не правду, то очень близко к ней.
– Что она тебе за это обещала? Кто она? Вспоминай!
Андрей медленно отставил бокал и потянулся к телефону. Он больше не сказал ни слова и не смотрел на меня. Я даже решил, что всё: ещё минута, и меня просто-напросто выкинут отсюда охранники. Но ошибся.
— Я нихера не понял, друган, но… вот, - он включил что-то на своём дорогущем телефоне и протянул мне.
Это был символ. Тот самый видоизменённый Инь-Ян, где вместо разделительных линий поглощающие друг дружку змеи. Точно такой же красовался на зелёном струящемся платье актрисы, которая играла Нонго. Он был нарисован не особо умело, в 3D-редакторе, но всё же узнаваемо.
— И?
— Ты говоришь страшные вещи, Костя. Страшные они потому, что я ощущаю их так же явно, как и наше с тобой знакомство, которого не было. Хочешь сказать, я правда кого-то убил?
– я молчал.
– Правильно. И не говори. Я не хочу ничего знать. Не хочу. Вискарь. Только вискарь.
— Что это за символ?
— Я его вижу всякий раз, когда пытаюсь что-то вспомнить. Во сне или вот… сейчас, - его огромный кадык сбегал вниз-вверх, как затвор на автомате Калашникова.
– Это какая-то п-печать, мать её. Она причиняет такую боль, что… Это её печать. Этой… холодной бабы. Не знаю… Я ничего толком не знаю, Костя… И мне, сука, страшно.
Я откинулся на плетёном стуле, взял второй бокал, налил виски и осушил его залпом. Выдохнул. И повторил. Желудок жалобно скрючился, но стоически принял спиртное.